|
Катерина Мурашова (про детей, родителей, отношениях и пр.)
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 08.03.2015, 13:36 | Сообщение # 31 |
 Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Подростки — почти инопланетяне 
Родители говорили обыкновенные вещи. Я изображала вежливое внимание. Фактически с любой точки я могла начать говорить за них. Поздно приходит домой. Врет про школьные отметки и вообще
Пачка сигарет в кармане — говорит, что приятеля. Банка джин-тоника — выяснено после тщательных обнюхиваний и долгого скандала. Четыре года занимался в лыжной секции, бросил. Грубит. Не знакомит с новыми друзьями. Школа: ну разумеется, способный, но ленивый, прежде учился лучше, теперь ничего не хочет, приходит домой и сразу к телевизору, уроков никогда не задано, что будет дальше, пора думать о профессии.
Почему-то у меня возникло ощущение, что родители рассказывают обо всем этом с удовольствием. На два голоса, передавая инициативу, чуть ли не попадая в ритм. Бред, не может быть, оборвала я себя и заставила вслушаться внимательнее.
Из оригинального: начал играть на какой-то дудке (что за дудка? флейта?), рисует на компьютере каких-то страхолюдов, потом распечатывает.
— Так мальчик склонен к искусствам?
— Нет-нет, что вы! У него никакого слуха нет и не было никогда, и художественных способностей тоже. В детском саду его всегда в задний ряд хора ставили, а рисунки никогда на выставку не вешали. А после и вовсе никаких упоминаний об «искусствах». Вот лыжная секция, мы же говорили.
— Но, может быть, теперь способности прорезались? Знаете, в переходном возрасте бывает.
— Так мы же, доктор, слышим все это и видим. Увы! Ничего не прорезалось... Лучше бы об учебе подумал. Экзамены же в этом году! Посоветуйте, есть ли какой-то способ...
— Способ для чего?
— Ну... — родители явно замешкались. — Чтобы его заставить... Чтобы он перестал... Чтобы он начал...
То есть они хотели, чтобы их сын перестал быть подростком, легко перевела я. Но хотели ли? Что-то меня все же смущало.
— Ладно, — вздохнула я. — Сколько лет Косте?
— В следующем месяце будет пятнадцать.
— Сам он, разумеется, ко мне не пойдет. Так вы его приведите.
Костя оказался высоким, тонкокостным, большеглазым мальчиком, которому я не дала бы его пятнадцати лет.
— Что за дудка? — спросила я. — На которой ты играешь?
— Это флейта, — ответил Костя. — Я, понимаете, эльф.
Это точно, — согласилась я. — Ты эльф. А страхолюды на твоих рисунках кто — орки? Еще кто-то?
— Ну, там много разных, — в голосе Кости слышалась снисходительность: мол, вы все равно не поймете.
— А мама с папой? Они не понимают?
— Не в этом дело, — у Кости были очень взрослые глаза. Как у настоящего эльфа. — Я ж ничего такого не делаю. Они ругаются со мной, чтобы...
— Чтобы не ругаться между собой?
— Нет. Чтобы было, чем заняться после работы.
— Ты не преувеличиваешь?
— Нет, вы же не знаете.
— А мне следует знать?
— Да нет, зачем вам? Я же сказал, ничего особенного.
— Хорошо, давай тогда поговорим об эльфах. Кстати, как ты относишься к драконам? Ими когда-то увлекалась моя старшая дочь, поэтому я про них более в курсе.
— Подростки — изумительные существа, — сказала я родителям Кости. — Почти инопланетяне. Они посланы в наш мир и живут в нем недолго, на полутонах яви и сновидений, как электроны на нестабильных орбитах. В их глазах всегда горит отблеск и звучит отзвук того пласта реальности, в котором живут художники. Ведь художники тоже зависают между миром идей Платона и реальностью котировки валют и картошки с огурцами. Как и художники, подростки — посредники. Этим надо пользоваться, пока возможно. Костя явно послан вам, чтобы вы могли как-то решить свои проблемы, подготовить свой семейный мир к новому этапу существования. Ведь скорее рано, чем поздно, подростки взрослеют, сваливаются на стабильную орбиту и становятся такими обыкновенными, что трудно поверить — это было, звучал тот звук, играли те краски, передвигалось в вашем пространстве это существо со своей странно-тревожной, раздражающей, инопланетно-насекомой грацией. И уже ничего нельзя вернуть.
— Это очень странно... то, что вы говорите, — сказали родители Кости, отводя глаза. — Мы не понимаем. Мы пришли, чтобы вы нам со школой помогли, экзамены... уроки... Поработать с ним... есть же психотерапия. Мы его спросили, о чем вы с ним беседовали, он сказал: о драконах. Мы, наверное, обратимся к другому психологу.
— Разумеется, — сказала я. — Только прошу, помните то, что я вам сейчас сказала.
Мать непримиримо поджала губы, а отец неохотно кивнул.
— Доктор, вы были правы! — седой мужчина с мешками под глазами тяжело опустился в кресло.
Я не вспомнила его. Он объяснял долго и путано.
— Так в чем же я была права?
— Он, Константин, стал офисным работником. Как все. Стабильная орбита — я запомнил. Ходит такой вылизанный, говорит общепринятые вещи, много времени проводит в социальных сетях. И слышать не хочет об эльфах и драконах, — мужчина горько улыбнулся. — Мы с женой развелись в тот год, когда Костя поступил в институт. Мы не ссорились, нам просто нечего было сказать друг другу.
— Мне жаль, — я склонила голову. — Но вы пришли, чтобы...
— Год назад я сошелся с женщиной, живем вместе. У нее сын-подросток. Пятнадцать лет. Он странный, весь из каких-то углов. Я пытаюсь построить с ним отношения, у меня не все получается. Я пришел, чтобы поговорить об этом. Мне не хотелось бы упустить еще раз.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Вторник, 10.03.2015, 17:43 | Сообщение # 32 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Чего бы вы хотели для своих детей? 
Я уже как-то писала про «модели потребного будущего», создаваемые моими клиентами-подростками в рамках профориентации. Это спокойная, позитивная методика. Такие же модели строят и родители для своих детей, причем не всегда сознательно. И в этом часто спрятаны корни проблем детско-родительских отношений, да и проблем самих выросших детей
— Я должен(на) его(ее) воспитывать! — императивное родительское утверждение, с которым не поспоришь.
— А что вы, собственно, видите, так сказать, «на выходе»? — мой осторожный вопрос. — Ну, когда уже воспитаете?
Недоумение.
— Чего бы вы непременно хотели для своего ребенка? Когда он уже вырос, то он должен... — уточняю я.
Cамые робкие или конформисты по природе сразу идут на попятный:
— Да ничего особенного. Ничего не должен, лишь бы здоровенький был. И счастливый.
— А что такое это счастье, по-вашему? — не отпускаю я. — Для кого-то это материальный достаток и возможность утолять свои прихоти, для кого-то религиозный подвиг, для кого-то любимая работа...
— Семья чтобы была! — твердо заявляют мои посетители из этой категории (часто матери-одиночки), решительно отметая непонятные религиозные подвиги и творческий экстаз. — И здоровье!
— Этого достаточно, чтобы стать счастливым?
— Да!
Я никак не комментирую — это за рамками моей компетенции. Но понимаю, что если дочь или сын в будущем не поторопится создать нормальную (с точки зрения матери) семью, то мать будет жалостливо или наоборот агрессивно проецировать: «несчастный ты мой, не повезло тебе...»
Встречаются в этой плоскости вещи, лежащие существенно ближе к времени моего общения с семьей.
— У нормального человека обязательно должно быть образование. Высшее. И языки. Без этого в наше время никуда! — и агрессивно ко мне: — Ведь вы согласны?
— А если этого нет? Не получилось вообще или пока не получается — несчастный неудачник?
— Безусловно! Но я понимаю, куда вы клоните. В нашем случае ему создаются все условия, а он просто ни черта не хочет делать. Учителя так и говорят: способностей достаточно, но лентяй.
Как бы так объяснить родительской и педагогической общественности, что «просто лени» не существует?! Она всегда что-то обозначает... В наше время очень часто «ленятся» из-за того, что ребенок или подросток просто не справляется с выливающимся на него колоссальным информационным потоком и начинает защищаться по методу «ухода» из реальности.
Собеседник явно сам получил все компоненты счастья (образование, языки), и я с надеждой начинаю говорить про модели...
— У него одна модель — сидеть у компьютера, шляться с приятелями или валяться на диване и слушать музыку! Я такой модели не понимаю и никогда принять не смогу, что бы там ваша психология ни говорила!
— А чем вы сами занимаетесь?
— Я руководитель проекта.
— И для сына видите что-то подобное?
— Ну, разумеется. У меня интересная, хорошо оплачиваемая работа. Чем это плохо, по-вашему?
Да ничем, естественно. Только его сын — это другой человек, а властный отец по принципу «кто не добился того, что есть у меня (не стал руководителем, не выучил языки), тот неудачник» легко и надолго роняет самооценку спокойному медлительному подростку-наблюдателю, из которого получился бы вдумчивый архивариус или, быть может, интересный преподаватель...
Еще одна позиция: «мы из кожи вон лезем, чтобы он (она, они)...»
Здесь модель строится вполне сознательно и «от противного» — дети должны получить или совершить все то, что не смогли получить или совершить родители. Именно эту модель обычно ругают во всяких популярных статьях по психологии и педагогике. Зря, кстати, потому что именно она сравнительно безобидна. Ибо здесь все снаружи, все неоднократно проговаривается вслух, и уже довольно маленький ребенок (лет 10-11) может сказать свое решительное «нет»: «Нет, папа, я не буду ходить в хоккейную школу только потому, что ты когда-то не стал великим хоккеистом. Мне больше нравится заниматься судомоделированием»; «Нет, мама, я не буду учить три иностранных языка из-за того, что тебе не удалось выучить даже одного!» Или, наоборот, вполне сознательно согласиться с доводами родителей и таким образом принять на себя долю ответственности за происходящее с ним. Единственное возражение от психолога для родителей: стройте модели на здоровье, продолжайте в детях свои свершения (если они согласятся, конечно), но не надо уж очень «лезть из кожи». Потому что потом будет очень велик соблазн припомнить: «мы ради тебя... а ты, неблагодарный...» Вас никто не просил, это вы сами так решили, для собственного удовольствия.
Самая опасная модель. Не знаю, как ее назвать. Может быть, «синтетическая»? Ее обычно не формулируют даже по просьбе психолога. Она существует на уровне эмоций: «Я должен(на) дать своим детям все...» Что «все»? А что получится и что подвернется: пеленки — фирменные, садик (а еще лучше няню) — с тремя языками, школу — самую лучшую из возможных, елку — кремлевскую, и т. д. и т. п. Разумеется, ничего плохого нет ни в трех языках, ни в симпатичных и дорогих игрушках. Опасность в том, что эта модель часто не проговаривается до конца. И «на выходе» часто получаются просто потребители всего вышеперечисленного: пока реализуется родительская программа, детям не понятно, когда и куда сделать шаг самим. Да и не очень хочется, ведь и так все вокруг хорошо...
Есть модели «красивые». Они встречаются не так часто, но зато запоминаются.
«Я хочу воспитать своего ребенка настоящим гражданином великой России».
«Главное, что должен родитель, это воспитать в детях смирение — ведь все мы в воле Господней».
«Мои дети должны быть внутренне свободны — это моя главная цель!»
«Только творческая жизнь, только художник угоден богам — все остальное прозябание! Так я всегда ему и говорю!»
«Человек должен много бабла зарабатывать. Потратить потом — кому ума недоставало? Если у человека денег нет — значит, он и сам ничего не стоит». Честное слово, все это я не придумала, но действительно слышала в стенах своего кабинета.
А чего бы вы хотели для своих детей?
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Четверг, 12.03.2015, 12:10 | Сообщение # 33 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Посещение «Небесной лавки» Все больше родителей, находя публикации Катерины Мурашовой на сайте «Сноб», спрашивают ее о методиках «самоопределения» подростков. «Небесная лавка» — одна из таких методик  Иллюстрация: Mary Evans/Photas
Все психологи, а уж тем более психотерапевты, иногда шарлатанят. Сфера деятельности такая — на грани между наукой, искусством и шаманизмом. Те, кто говорит: у нас, дескать, все строго по науке — по Фрейду, Юнгу или там Перлзу, десятки лет практики, — лицемерят. Цыганские методики влияния на психику куда древнее и отработаннее, а на научность, между тем, не претендуют. Лицемерие простим, ибо намерения у психологов самые добрые — убедить себя и окружающих в собственной легитимности, а в результате помочь людям.
Я как все. За 15 лет практики случалось мне лечить детский энурез большими таблетками витамина С, случалось выдавать за объективную реальность нечто, в природе категорически не существующее и т. д.
То, что помогает вдруг и иногда, только данной конкретной семье, и более не воспроизводится, считаю эпизодами удачного шарлатанства. То, что регулярно и с успехом воспроизводится, для простоты называю своими собственными методиками. Нигде в психологическом сообществе их, естественно, не распространяю (неловко как-то, да и не нужно в общем-то, ибо в стоящей у меня на полке прекрасной «Энциклопедии психотерапии» и так описано более пяти тысяч (!) методик. Куда же еще).
«Небесную лавку» я сама посещала не раз. Разновидность визуализации — не более того. Чистенько, безобидно, без погружения в ужасные глубины бессознательного и разоблачительных толкований. Работаю в основном с подростками, там, где семья предъявляет претензию: «он сам не знает, чего хочет, а мы не хотим за него решать».
Введение в методику очень простое. Говорю: я не знаю, как на самом деле устроен этот мир, но он явно откликается не только на наши действия, но и на наши мысли. Ибо мысль тоже действие, это еще наш русский ученый Сеченов больше ста лет назад научно доказал. Так вот, мир, разумеется, не посылает нам того, чего мы хотим (это было бы слишком просто и даже неинтересно), но он обязательно доставляет нам то, на что мы ОСМЕЛИМСЯ.
Теперь идем в «Небесную лавку». Никакого введения в транс подросткам обычно не надо, они и так дети визуальной культуры, проваливаются в клип по щелчку пальцев. Обычно видят что-то вроде светлого и полупустого супермаркета, где стоят корзины с товаром. Над каждой корзиной висит ценник. Я говорю: ты уже взрослый, что бы там ни говорили родители, и иногда лучше их самих знаешь, что почем. Вот, например, большая и чистая Любовь, длиною сравнимая с жизнью. Вроде бы мечта любой девушки 15 лет — и все они должны там толпиться, выхватывая из корзины заветные упаковки. Но почему это там пусто? Взгляни на цену. Ого! А разве ты до этого не знала, чем за такую любовь платят? Конечно, знала. В книгах читала, по телевизору смотрела. Не только длиною, но и ценою такая любовь сравнима с жизнью. Если осмелишься потратиться — бери, и у тебя будет такая Любовь, про которую поют песни и рассказывают сказки. Хочешь сначала приглядеться? Посмотреть, что вообще есть и что берут другие? Конечно, вполне разумная позиция (а родители еще говорят, что ты ни о чем серьезном не задумываешься!). Вилла на Канарах? Путешествия? Чемодан с долларами? Творческая профессия? Окончить модный институт, стать «белым воротничком» и провести свою жизнь в офисе? Никаких проблем, все это в лавке есть. Смотри на цену и решайся. Выбирай. Сколько и чего будет стоить тебе, из твоей нынешней позиции, приобрести виллу на Канарах? Чем придется пожертвовать, что совершить? Догадываешься и так, не глядя на ценник? А вот творческая профессия свободного художника по цене для тебя вроде бы куда доступнее. Ты же любишь рисовать, и все говорят, что не без способностей. Риски понятны? Решишься? Берешь?
Трудно решиться? Я тебя понимаю и сочувствую тебе. Но ведь лучше выбрать и устроить свою жизнь самому, и самому же заплатить по уже известным счетам. А не то без сформированного заказа достанется что придется, просто так, по генератору случайных чисел или вообще неразобранное с распродаж. Видел людей, которые живут как будто жизнью из позапрошлогодней (позапрошловековой) коллекции? Вот я тоже — сколько раз. Твои родители? Да ладно тебе — ты к ним пристрастен.
Кто будет выбирать, если ты откажешься? Бог? Не знаю, не знаю, не буду врать. Мне никогда не доводилось встречаться не только с хозяином Небесной лавки, но даже с продавцами. Здесь никто не советует, никто не уговаривает. Но вроде бы все устроено именно для того, что ты мог сознательно выбрать.
Хочешь посмотреть, что обычно берут другие? Нет проблем. Когда я была ребенком, еще при СССР, у нас в специальных магазинах продавались такие «продуктовые наборы»: вместе с нужным тебе и дефицитным по тому времени продуктом ты вынужденно приобретал и еще пару съедобных, но вроде бы ненужных. Здесь такие наборы и сейчас есть — для экономкласса. Вот смотри, какие симпатичные, красиво упакованные наборчики — видишь, их с утра уже почти все разобрали, осталось несколько штук на дне корзины. И по цене более чем доступно. Что это такое? Так ты название на упаковке прочитай. «Все как у всех». Это понятно?
***
Однажды ко мне на прием пришел папа-полковник с симпатичной дочкой-десятиклассницей. Девочка всю жизнь провела в гарнизонах, меняла школы, теряла друзей и теперь не могла определиться с выбором профессии и вообще жизненной дороги. Папа был на удивление (для военного) тихий и в нашу оживленную беседу с дочкой не встревал. Я как-то даже позабыла о его присутствии. Дошло дело и до Небесной лавки. Девочка с широко раскрытыми глазами ходила среди корзин с товаром, присматривалась. Тут из угла неожиданно выдвинулся папа и, явно волнуясь, заговорил.
— Доктор, разрешите обратиться!
— Я не доктор. Да ладно, обращайтесь!
— Скажите, доктор, ограничения по возрасту имеются?
— Простите, не поняла.
— Я имею в виду, могу ли я еще надеяться на посещение этого вашего магазина? Или меня туда уже не пустят?
— Это НЕ МОЙ магазин! — рассмеялась я. — Но ограничений по возрасту нет. Можете идти, выбирать и приобретать тот товар, на который у вас хватит средств.
— Спасибо! Спасибо! — неизвестно за что истово поблагодарил мужчина. — Мне очень этого не хватало. Я чувствовал, что как-то что-то... но я не знал, как можно.
Я мысленно оценила возраст мужика как близкий к «кризису сорокалетия» и, работая из интересов детей (у девочки имелся десятилетний брат), сочла возможным предупредить:
— Только не кидайтесь сразу к той корзине, у которой мужики вашего возраста толпятся, оглядитесь сперва. Там ведь и симпатичные оригинальные вещи имеются...
— Разумеется, разумеется, доктор, — пробормотал полковник, задвинулся обратно в угол и закатил глаза — видимо, не утерпел и сразу «пошел в разведку».
А я продолжила работу с девочкой.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 15.03.2015, 12:38 | Сообщение # 34 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Пластилиновый папа 
Когда ребенок начинает «ставить границы», надо научится не позволять ему абсолютно все. Иначе он станет совершенно неуправляемым
— Вы только не подумайте, Соня очень любит своего папу. Поэтому мы сразу решили идти к психиатру.
— ?!
— Да, да. А к вам зашли просто на всякий случай, потому что терапевт, которая нас с рождения наблюдает, посоветовала.
Шестилетняя Соня спокойно и сосредоточенно расставляла на подоконнике семейку Барби и выглядела совершенно нормальным ребенком.
— Я бы выслушала всю историю с самого начала, — осторожно сказала я.
Родители казались слишком пожилыми для дочери-дошкольницы и какими-то безнадежно удрученными. Немедленно уточнить: кому тут действительно нужен психиатр?
— Конечно. Просто неловко говорить. Но вы специалист, вы, конечно, поймете. Это ужасно. Она бьет отца. Иногда — ногами по лицу.
Увы! Я не понимала. Папа Сони наличествовал в кабинете и был около двух метров ростом. Соня — довольно высокая для своих лет девочка, но ничего необычного. Как?!
— Простите, — я озвучила свое недоумение, — но как это получается технически? Он к ней специально нагибается или ваш ребенок так высоко прыгает?
Мама Сони явно обескуражена. Папа смущенно улыбался. Моя задача — по возможности отложить психиатра для Сони на потом. Если все-таки проявится необходимость.
Мать взяла себя в руки и заговорила логически связно, на литературном русском языке. Дикая на первый взгляд ситуация описывалась на удивление просто.
Папа вот-вот должен прийти с работы. Соня с нетерпением ждет, смотрит на часы, теребит мать и все такое. Это понятно — с самого рождения дочери отец много занимался с ребенком, играл с ней, читал книги, рассказывал сказки, рисовал забавные комиксы с продолжением. Папа пришел. Девочка с визгом виснет у него на шее, ласкается, торопясь и захлебываясь словами (перинатальная энцефалопатия и дизартрия в анамнезе), рассказывает свои детсадовские и домашние новости.
— Папа, папа, давай, давай скорее играть! — торопит Соня. У нее все продумано, уже составлен план, подготовлены игрушки и сопутствующие материалы.
— Хорошо, Сонюшка, я сейчас немного полежу, поем и будем играть.
Папа совсем не против заняться с дочерью, он просто хочет немного отдохнуть — ему уже за пятьдесят, и он действительно устал после рабочего дня.
— Сейчас! — подпрыгивая, кричит Соня, перевозбудившаяся от ожидания любимого родителя.
Мать идет на кухню разогревать ужин.
— Чуть позже, дорогая, — непонятно кому говорит усталый мужчина, ложится на диван и берет газету. Соня скачет вокруг, теребит отца, потом просто срывает газету, бросает ее на пол. Он прикрывает глаза, чтобы не видеть этого мельтешения. Соня тщетно пытается его пробудить, защекотать, потом... потом отходит чуть назад и крепкой ногой бьет родителя прямо в ухо...
— Конечно. Это болезнь. Начальная стадия. Мы смотрели в Интернете. Надо лечить. Мы понимаем. Нам жаль. Она с самого начала была очень возбудимой. У жены тяжелая нефропатия. Поздний ребенок. Нас предупреждали, — они уже все приняли, со всем согласны.
— С чего вы взяли?! — я повышаю голос. — Записи невропатолога в Сониной карточке — это даже не диагноз, это синдром. Он хорошо компенсируется... Рассказывайте с самого начала! Что вы оба делали до рождения Сони? Лечились от бесплодия? Где? Как? Откуда взялась Соня? Искусственное оплодотворение? Экстракорпоральное?
(По их откровенной беспомощности я бы решила, что ребенок приемный, если бы не откровенное внешнее сходство девочки с матерью.)
От бесплодия никто не лечился. Они просто поздно встретили друг друга. Всего семь лет назад. Ему было уже сорок шесть. Ей — сорок. И у него, и у нее в прошлом были какие-то неудачные попытки создать семью, о которых они сейчас не могут вспомнить ничего существенного. Детей не было. Он всегда хотел и, полностью утеряв связи с бывшими сожительницами, до сих пор поддерживает прекрасные отношения со взрослой приемной дочерью, которая с семьей живет в Германии. Она тоже хотела, но с детства страдала от какой-то сложной почечной болезни — врачи беременеть решительно не рекомендовали. Да и все ее связи были какими-то непрочными. Растить ребенка одной? А если с ней что-нибудь случится?
— А бабушки-дедушки? — уточняю я. — Умерли? Далеко живут?
Оба как-то одинаково опускают головы.
— Живы. Но мы... так сложилось, что мы оба не поддерживаем связи со своими родителями.
Точка. Что еще за тайны мадридского двора? Психиатрия в роду? У обоих?! Тогда сразу делаются понятными их страхи и навязчивое стремление к психиатру.
Встретили и полюбили друг друга сразу, как-то очень по-молодому. Все совпадало – взгляды, вкусы, стремления, желания. Поженились, не раздумывая. Почти равнодушные к религии — венчались в церкви, ибо позднее обретение друг друга требовало торжества. Но любое семейное счастье без детей неполноценно. Так считали оба. Он знал про ее болезнь, она готова была рискнуть. Обсуждали усыновление ребенка-сироты лет шести-семи, но не успели прийти к определенным выводам — она забеременела первый раз в жизни, на сорок втором году. Восемь месяцев из девяти в больницах, под наблюдением нефролога. Все прошло хорошо: девочка-«кесаренок», но родилась в срок, доношенной и почти здоровой. Даже врачи удивлялись и говорили с доброй улыбкой: вот что значит для женщины семейное счастье, все болезни умолкают.
— Бабушки-дедушки? Тогда, после рождения Сони, помогали? — я должна была прояснить вопрос. От этого многое зависело.
— Мы сами не хотели.
— Почему? Алкоголизм? Психиатрия? И то, и другое?
— Ничего подобного! — хором, к моему удивлению.
— Так в чем же дело?
Оба росли в полных, категорически авторитарных семьях. Его, среднего из трех братьев, за малейшую провинность, не разбираясь и не слушая оправданий, просто пороли. Ее били редко, но регулярно уничтожали презрением: «Девочка, которая не может аккуратно повесить свою форму, поддерживать порядок на столе и вовремя постирать свои трусики, никогда и никого не заинтересует. Пятерки по литературе и истории не могут сравниться с оценками по таким действительно важным предметам, как математика и физика, в которых ты выглядишь, как корова на льду».
Она стала искусствоведом. Он бросал таблетку валидола под язык после каждого, даже самого безобидного (поздравление с Новым годом или днем рождения внучки) разговора с родным отцом.
Они были откровенны друг с другом и дружно решили: их поздний, бесконечно любимый и желанный ребенок не узнает ни одного из кошмаров их собственного детства.
Когда Соня в два года начала «ставить границы» (нормальный этап возрастного развития любого нормального ребенка), ей позволяли абсолютно все. Поиграть хрустальной вазой? Пожалуйста, разобьет — купим другую. Зайти по колено в лужу? Да на здоровье — что мне, трудно ее переодеть, что ли! Игрушку, как у девочки из песочницы? Идем и покупаем — у нас один ребенок и неплохие зарплаты, кого нам еще баловать?
Не имея возможности разрешить стоящую перед ней проблему (поставить границы, определить что «можно» и что «нельзя» в окружающем ее мире), тратя огромное количество энергии на придумывание все новых и новых запросов, Соня начала «борзеть», капризничать, потом плохо спать и отказываться даже от любимой еды. Частный невропатолог, к которому обратились, красноречиво указал на перинатальную энцефалопатию в карточке (ее ставят почти всем «кесарятам») и на строчку с возрастом и диагнозом матери:
— А чего вы, собственно, хотели? — но честно прописал таблетки, массаж и остеопата.
От таблеток девочка становилась сонной и туповатой. Сеансы остеопата вроде бы стимулировали развитие речи, но появилось заикание. Родители пугались и прекращали все лечебные мероприятия. И по-прежнему все разрешали. Соня становилась все более нервозной и неуправляемой, требовала все более странных вещей. Утешало только одно: в детском саду к ней не было АБСОЛЮТНО НИКАКИХ претензий — она безукоризненно выполняла все режимные требования, была очень активна на занятиях.
— И вас это не насторожило? — не выдержала я. — Не может же быть один и тот же ребенок здоров в одной точке пространства и болен в другой!
— Но если не болезнь, то что же это такое?
Соня была уже слишком взрослой, родители — слишком пожилыми и ригидными. Разминать ситуацию — уже нет времени. Придется ломать.
— Ваш любимый ребенок буквально изнемогает под той тяжестью, которую вы на него взвалили почти четыре года назад. И вопиет о пощаде, изобретая для этого уже самые дикие способы. Маленький ребенок морально и материально НЕ МОЖЕТ, не в силах управлять поведением двух взрослых разумных людей. В детском саду она активна и адекватна, потому что там стоят четкие границы, на которые можно опереться в своем движении и развитии. У вас в семье границ до сих пор нет. Что здесь можно и что нельзя? — вопрос второго-третьего года жизни. А у Сони заканчивается седьмой! Неудивительно, что она буквально озверела от вашей непонятливости.
— Но мы специально не хотели ее ограничивать...
— А придется. Потому что это биологическая программа, важная для выживания детеныша высшего млекопитающего, требующая своего разрешения.
— Мы оба гуманитарии.
— Ну, это, знаете ли, не оправдание!
— Но вы нас научите? Главное, чтобы это не было для нее стрессом — всегда все позволяли, и вдруг...
— Большего стресса, чем ваша многолетняя пластилиновая вседозволенность, для нее и вообразить невозможно, — отрезала я. — Да Соня испытает огромное облегчение...
Тут я увидела, что мама как-то странно выпучила глаза и закрыла рукой рот.
— Что еще такое? — удивилась я.
— Вот! Вот вы это сказали! — воскликнула женщина. — Ведь она уже давно так говорит. Называет мужа: мой пластилиновый папа! Она чувствует, да?
— Вот видите, какой талантливый ребенок! — с удовлетворением сказала я. — Может, вырастет, станет психологом... А теперь слушайте сюда!
***
Как и ожидалось, Соня легко восприняла долгожданное «установление границ». Теперь, когда папа приходит с работы и ложится отдохнуть, она осторожно укрывает его пледом, ставит будильник и садится с книжкой рядом — ждать, когда он проснется.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Суббота, 21.03.2015, 12:13 | Сообщение # 35 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Мир на двоих Это были сильные и красивые дети. С самого начала выросшие и закаленные в здоровой конкуренции, давно научившиеся уступать или настаивать на своем, в конечном счете — взаимодействовать. Они были двойняшками 
Они взаимодействовали взглядами, прикосновениями и еще каким-то вполне физиологическим образом, который легко заметить внимательному наблюдателю, но совершенно невозможно понять человеку, выросшему в утробе в гордом одиночестве. У мальчика были ясные глаза и задорный хохолок, у девочки — жесткие кудри до плеч и яркая, открытая улыбка. Они говорили про себя:
— Вы же видите, мы близнецы!
И звали их красиво — Александр и Александра.
Мать с трудом сдерживала слезы.
— Я должна была, должна была раньше заметить! — как заклинание повторяла она.
—О чем идет речь? Что вы должны были заметить?
— Что они отстают в развитии! — почти выкрикнула женщина. — А теперь им уже почти семь лет, и они все говорят: спецшкола! А мы думали...
— Погодите, погодите, — удивилась я. — Кто говорит? Что конкретно? На каком основании?
Двойняшки выглядели какими угодно, но только не умственно отсталыми.
— Рассказывайте с самого начала. Состав семьи, как родились, как развивались, чем болели.
Кроме двойняшек, в семье есть еще один ребенок — их старшая сестра пятнадцати лет. Мама и папа всегда много работали, строили каждый свою карьеру, но согласно считали, что в семье, конечно же, должны быть дети (именно во множественном числе). Рождение сразу двух детей вместо ожидаемого младшего отпрыска слегка их обескуражило, но ненадолго, и они решили, что так даже интереснее. Дети родились небольшими, слегка недоношенными, но вполне здоровыми, быстро набирали вес. Дома младенцы вели себя спокойно и бунтовали только тогда, когда их пытались разделить. Наняли няню, и мама вернулась к любимой работе. Вечера и выходные проводили всей семьей. Старшая сестра с удовольствием нянчилась, а потом и играла с живыми симпатичными куклами. Впрочем, двойняшки никогда не требовали особого к себе внимания, вполне удовлетворяясь обществом друг друга: и играли, и скандалили, и спали, и болели, и выздоравливали вместе. С трех с половиной лет пошли в садик, и опять без всяких проблем: ни протестов, не особых конфликтов. Против двоих сразу — кто же полезет?
Никаких претензий к развитию детей ни у педиатров, ни у няни, ни у воспитателей в саду до поры не было.
— Им всегда стихи на праздниках давали рассказывать, — говорит мама. — Память у обоих прекрасная, даже длинные легко заучивают и читают с выражением. У нас дома много старых детских книжек, и няня, и сестра, и я всегда им много читали, они прямо с голоса запоминают. Алекс, Сандра, расскажите доктору что-нибудь из вашего любимого.
Прежде чем я успела что-либо сказать, ребята согласно «сделали лицо» и на двоих, легко перекидывая инициативу друг другу, прочли длинную поэму «Гибель Чапаева» (видимо, из тех самых старых книжек). Читали действительно с выражением — с простиранием рук и грозным завыванием в самых патетических местах.
Зачин поэмы: «Урал, Урал-река, бурлива и широка...» — потом еще долго крутился у меня в голове.
Но вот несколько месяцев назад в садике началась подготовка к школе. И тут-то неожиданно выяснилось странное: оба ребенка категорически не усваивают программу. «Обратите внимание!» — сказала воспитательница. Мама попробовала заниматься с детьми сама — и пришла в ужас: они многого не знали и не умели, но самое главное — не обучались этому даже после неоднократных объяснений и повторений! Немедленно был нанят репетитор — пожилая учительница начальных классов с огромным педагогическим стажем. Двойняшки сразу полюбили эти занятия, к ее приходу охотно располагались за большим столом, с удовольствием раскладывали красочные пособия.
Учительница позанималась с детьми около трех месяцев и вызвала родителей на разговор.
— Подумайте о спецшколе, — сокрушенно кивая головой, сказала она. — Там им будет легче, комфортней. Там программа, учителя со специальным образованием. Нарушения у них разные, но, видимо, глубокие, сколько мы с ними бьемся, а прогресса почти никакого. У близнецов это, знаете ли, бывает, я и раньше видела. Да не расстраивайтесь вы так, может, они потом и догонят.
Мама рыдала и пила корвалол. Папа кинулся за информацией в Интернет и — о, ужас! — узнал, что близнецы и двойняшки действительно чаще отстают в развитии, чем «в одиночку» родившиеся дети.
— Если бы я знала раньше!
Впрочем, и сейчас сдаваться никто не собирается.
— Я оставлю работу — мы с мужем уже решили. Буду заниматься детьми, это важнее. Все возможности коррекции. Если надо, лекарства. Если надо, за границей. К вам пришли, прочитав вашу книгу. Чем больше информации, тем лучше. Вы ведь не откажетесь дать рекомендации?
— Конечно, конечно.
Я отправила маму с Алексом в предбанник и протестировала сначала девочку, потом мальчика. Увы, все было именно так, как говорили воспитатели и учительница.
Алекс неплохо считал, но не узнавал буквы и не знал дней недели (это при блестящей механической памяти на стихи!). Сандра могла прочитать простое слово, но спрашивала про восьмерку: «Это такая, два кружочка?» — и не могла к двум карандашам прибавить один. Поскольку ни о какой педагогической запущенности детей не шло и речи, вывод напрашивался самый неутешительный. Мне было искренне жаль мать.
— Их уже тестировали, — призналась она. — Коэффициент интеллекта что-то около восьмидесяти, у обоих. Наверняка, умственная отсталость, как все другие болезни: чем раньше начнешь, тем легче вылечить, — горько сказала женщина, когда дети вышли одеваться в предбанник. — А мы столько лет упустили!
— Я видела сотни умственно отсталых детей, — честно сказала я. — И ваши, как хотите, совершенно на них...
И тут я, машинально отслеживая боковым зрением происходящее в предбаннике, увидела... И сразу же поняла, что могла догадаться и раньше, еще во время тестирования! Если бы взяла на себя труд тщательно сопоставить оба результата.
Сандра застегнула пуговицы на своем пальто и обернулась к Алексу, который стоял в расслабленной позе и ждал. Застегнула и ему. Потом надела ботиночки и молча выставила ногу. Брат присел и завязал шнурок. Сандра поменяла ногу.
Я шагнула вперед:
— Алекс, ты умеешь застегивать пуговицы? — быстро спросила я.
— Не-а, — улыбнулся мальчик. — Сандра умеет.
— Сандра, а ты можешь сама завязать шнурки?
— Алекс завяжет, — девочка удивленно взглянула на меня. — Вам надо?
— Алекс умеет считать и решать невербальные задачи. Сандра может читать и владеет необходимой в их возрасте общекультурной информацией. Они всегда вместе и для удобства разделили мир. Это экономично, выгодно энергетически. У них даже общее имя, разделенное напополам — Алекс и Сандра. Понимаете?
— Что? Что?! Что вы говорите? — на глазах у матери выступили слезы. Она приготовилась навсегда оставить любимую работу и годами воспитывать и обучать двух больных, отстающих в развитии детей. Мои слова тревожили ее.
— У них вполне нормальный интеллект! Просто разделенный на двоих. Восемьдесят да восемьдесят, считайте — сколько будет?
— Шестнадцать и еще два нолика. Нет, один нолик, — сказал Алекс.
— Мама, не плачь! — сказала Сандра.
— Это легко проверить, — сориентировалась я. — Вы занимаетесь с ними только по отдельности. Каждый день, понемногу. Одного выгоняете нафиг, чтобы даже в комнате не было, а еще лучше — в квартире. Два месяца... да нет, у них отличная память, даже месяца хватит, чтобы они почувствовали дискомфорт и стали набирать личные очки.
— Мы так не хотим! — сказал мальчик.
— Мы привыкли вместе, — сказала девочка. — Вы же знаете, мы близнецы.
— Обойдетесь! — отрезала я. — Чтобы мама не плакала.
Двойняшки переглянулись, задумались, потом неуверенно кивнули мне.
***
Конформная Сандра выучила цифры и начала считать яблоки уже через неделю. Сильный и упрямый Алекс почти месяц бойкотировал нововведение. Потом сдался и он — выучил наконец буквы и стал читать по складам. Пожилая учительница с некоторым удивлением наблюдала неожиданный для нее прогресс двойняшек (она привыкла обучать детей классами и не ожидала ничего хорошего от их разобщения) и с удовлетворением получала двойную оплату за свой разделенный во времени и пространстве труд. Мама решила не увольняться с работы, но с тревогой спросила меня, не придется ли отдавать двойняшек в разные классы или даже школы. Я уверила ее, что это излишне.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 22.03.2015, 10:26 | Сообщение # 36 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Режим максимального поощрения «Скажите, вы согласны с тем, что добро и зло относительны?» — агрессивно спросила сидящая напротив меня дама. «Ну, в общем-то, да», — ответила я 
Я совершенно не разбираюсь в одежных брендах и украшениях, но что-то в облике и повадках дамы все же подсказывало мне: она не из того социального слоя, к которому принадлежит большинство посетителей моей поликлиники. А огромные переливающиеся камни в ее крупных ушах, возможно, настоящие бриллианты.
— Вы просто так это говорите, это методика, вас так учили — соглашаться, — обвинила дама. — Я знаю, я много книг по психологии прочла.
— Ну вот, видите, у нас с вами много общего: мы обе читаем книги, — дружелюбно сказала я, демонстративно применяя еще одну методику. Одновременно это был тест, причем в обе стороны: облик дамы чем-то смущал меня, и это смущение впоследствии могло мне помешать помочь ей. Если это действительно бриллианты, то зачем она надела их в детскую поликлинику?!
Дама прошла тест на отлично: она улыбнулась, уловив иронию, но не приняв ее за издевку.
— Но вы действительно так считаете — про добро и зло? И знаете примеры? — теперь в ее голосе появились почти жалобные нотки, и я разом поверила, что этот странноватый вопрос действительно для нее актуален, а не является зачином разговора.
— Легко, — сказала я. — Вот, из последних. Много лет между двумя поселками в Ленинградской области был отвратительный, весь в колдобинах асфальт, по которому не всякая машина проедет. Те, кто решался, ползли с черепашьей скоростью, объезжая ухабы и рытвины. Многочисленные жители этого участка, у которых не было другой дороги, жутко возмущались. Наконец дорогу отремонтировали. Машины понеслись. Но за прошедшие годы в окрестных домах выросло поколение собак и кошек, которые привыкли к медленно едущим машинам и из этого рассчитывали свое передвижение по дороге. Все они погибли под колесами в считанные дни. Буквально в каждом доме вдоль дороги воцарился траур по погибшим любимцам, и все: взрослые и особенно дети и старики — дружно прокляли отремонтированную дорогу.
— Вот! Вот! — неожиданно возликовала моя дама. — Именно это я и имела в виду! Ведь из рассказанной вами истории не вытекает, что не нужно ремонтировать дороги?
— Разумеется, нет, — вздохнула я. — Но, может быть, перейдем от философии к конкретике? Сколько лет вашему ребенку? Детям?
— У меня один сын. Ему двадцать, — сказала дама.
— Рассказывайте, — я вздохнула еще раз.
— Я росла средней из трех сестер. Старшая была художественно одаренной: прекрасно рисовала, вышивала, делала чудесные поделки из природных материалов, младшая была действительно очаровательным ребенком, который вызывал приступ сентиментального умиления у любого, кто ее видел. Несмотря на всю свою ревность, я сама часто ею любовалась. Я же была никакой — меня просто не замечали. Училась средне, не имела никаких четко выраженных интересов. Родители не требовали от меня ничего особенного и ни о чем не спрашивали. Мы жили не в нищете, но довольно бедно: я все детство донашивала вещи старшей сестры (надо признать, что она была очень аккуратной и мне они доставались в хорошем состоянии). Для младшего ангелочка, конечно, покупалось все новое. Я много читала и, несмотря на то что наша семья состояла из шести человек, постоянно примеряла на себя судьбы литературных сироток. Уже тогда я решила: у меня будет только один ребенок, и я сделаю все, чтобы его жизнь была насыщена моей любовью и всякими интересными делами. Наверное, это было зародышем зла.
— Миллионы «никаких» девочек по всему земному шару каждый день думают о чем-то подобном, — возразила я. — Правда, у большинства впоследствии ничего не выходит.
— У меня все получилось. Я удачно вышла замуж. Не по расчету, не подумайте. Мы все прошли вместе. Наш первый кооператив развалился из-за ссоры компаньонов. На вторую фирму наехали рэкетиры, и мы почти год скрывались. Потом все наладилось. Дела у мужа резко пошли в гору. Появилось много денег, возможностей.
(«А потом он бросил ее с ребенком, поменяв на молодую модельку и откупившись теми самыми бриллиантами и прочими материальными ценностями», — попробовала догадаться я, но тут же поняла, что подобная бытовая пошлость несколько меньше заявленного дамой противостояния.)
— Муж ни в чем меня не ограничивал, и я старалась обеспечить Эдуарду (я поняла, что это имя сына — дань прочитанным в детстве сентиментальным английским романам) все самое лучшее: развивающие игрушки, театр, путешествия, встречи с интересными людьми — все то, о чем когда-то мечтала я сама. Но ему очень быстро все наскучивало. Может быть, это потому, что и в своих потугах я оставалась «никакой»?
— А что стало с вашими сестрами?
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
— Муж хотел еще детей, но я не согласилась, мне не хотелось обделить сына хоть чем-то. А Эдуард все больше пугал нас: где-то с тринадцати лет он начал открыто хамить мне, тяготел к странным компаниям и увлечениям, в старших классах поменял три школы, потом два платных института.
— Что стало с вашей младшей сестрой? Где она теперь?
— Откуда вы знаете?! — выкрикнула она. Ее лицо покрылось красными пятнами.
— Я ничего не знаю. Я задаю вопрос как раз для того, чтобы узнать, как реагирует ваш фамильный генотип на режим максимального поощрения.
— Любочка умерла пять лет назад, — дама закрыла лицо руками.
— Что с вашим сыном? Алкоголизм, наркомания, секта?
— Наркотики.
— Послушайте, — я искренне сочувствовала ей, но есть ведь и объективная реальность. — Здесь детская поликлиника. Я не училась и не умею работать с наркозависимыми. Насколько я понимаю, их лечение и реабилитация — это комплексная вещь, включающая в себя медикаментозную терапию. Есть специальные центры и опытные специалисты.
— Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — вдруг совершенно по-девчоночьи заканючила она. — Ну поговорите с ним хотя бы разочек. Он вообще-то хочет жить нормально, как все. А в этих центрах... Мы где только не... Даже в церковном каком-то приюте. И ничего. Но он же не колется... Почти. Эти препараты...
Я поняла, что все курсы лечения, экстрасенсов и церковные приюты она проходила вместе с сыном. И мне стало ее попросту жаль.
— Ладно, приходите, — ни на что не надеясь, сказала я и, почти с чувством вины наблюдая оживление несчастной дамы («Вот, совершенно напрасно обнадежила человека!»), не удержалась и спросила: — А эти, у вас в ушах, настоящие?
— Да, — кивнула дама. — Муж подарил на двадцатилетие свадьбы.
— А зачем вы их сюда-то надели? Или носите не снимая?
— Нет. Надела как раз от страха, для куража. Я очень боялась, что вы и разговаривать со мной не станете.
Эдуард оказался именно таким, каким я его себе представляла. Полубогемный, полуготический юноша с отчетливо выраженной энцефалопатией, вызванной длительным употреблением различных психоактивных веществ. Вполне контактный.
— Все ску-учно, — говорил он. — Все одинаковое.
— А наркотики — весело? Разное? — спросила я.
— Не. Сначала интересно немного, а теперь тоже скучно. Но привык уже.
Я прекрасно понимала происходящее, но — увы! — никому не было от этого никакого толка. Всеми позабытая средняя бесталанная сестра, начитавшаяся «Маленького лорда Фаунтлероя» и «Без семьи», попыталась устроить своему сыну ту жизнь, которую хотела бы прожить она сама. Но он-то не был тихой мечтательной девочкой. К несчастью, ее возможности были очень велики, и мальчишку довольно быстро затошнило от англо-литературного сиропа, которым его, взращивая, усердно поливали. Он пытался сопротивляться, но члены этой семьи не сильны в борьбе (к этому времени я уже знала, что красавица Любочка приняла смертельную дозу снотворного, поссорившись с очередным любовником), и он сдался, как и мать когда-то, уйдя в псевдомир. Он просто не мог последовательно и конструктивно идти поперек и гнуть свою линию: его слишком много развлекали, но почти ничему не учили и ничего не заставляли делать.
Ну и какой прок мне, а главное, матери и сыну, от всех этих психоаналитических изысков?
— Тебе надо делать что-то простое, — сказала я. — Заставлять себя. Рубить дрова, носить воду, мыть полы, варить суп. Заведи собаку и сколоти ей будку. Сама жизнь все лечит, привязывает к миру.
Он скептически улыбался, потом не без юмора рассказал про свой опыт пребывания в церковном приюте для наркоманов. Я понимала: не то, не то!
Я размышляла, а Эдуард благодушно и вполне бессвязно нес какую-то чепуху, не то готическую, не то сатанистскую, не то тантрическую. За что зацепиться? Спасти его теперь могла бы только какая-нибудь штука из разряда «вечных ценностей». Но какая? Религия ими уже испробована, да она и сама «опиум для народа», источник великих иллюзий. Семья? Какая наркоману семья! Родина? Какая, к чертям собачьим, Родина! Какая-то неопределенная цепочка ассоциаций (Эдуард — Англия — Ирландия — ирландская сентиментальность — «Унесенные ветром» — Скарлетт О'Хара — желтая земля Тары) заставила меня задать вопрос:
— Эд, у твоего отца есть земля?
— Что? Земля? — удивленный юноша очнулся от своих грез. — Не знаю. В собственности? Есть, кажется. А зачем вам?
— Значит так, — сказала я ему. — Земля — одна из базовых ценностей. Ты возьмешь в собственность участок земли (пусть отец его на тебя перепишет), не очень большой, но и не очень маленький, прочтешь соответствующие книги и по всем правилам, собственноручно (это обязательно!), посадишь там яблоневый сад. Будешь ухаживать за деревьями несколько лет, пока они не примутся как следует: подкармливать, укутывать, красить, лечить, поливать — что там с ними еще нужно делать. Пока они не дадут плодов. И даже если ты потом сдохнешь от передоза или окончательного размягчения мозгов, этот яблоневый сад останется и будет цвести каждую весну и давать плоды каждую осень. Это будет красиво, понимаешь? Синее небо и бело-розовые лепестки, кружащиеся по воздуху, или первый иней и красно-желтые наливные бока яблок. Твой след в этом мире.
Мать ждала в коридоре.
— Ну, ну... — не могла утерпеть она. — Что тебе сказали?
— Я должен посадить яблоневый сад, — загипнотизировано сказал Эдуард, глядя куда-то в пространство.
Он посадил этот сад. Своими изнеженными руками. И изучал агрономические пособия, и возился с каждой яблоней, как с ребенком. Но яблони, так же как и дети, слишком медленно растут и лишь потом слишком быстро вырастают. Эдуард не выдержал, не успел, сорвался. Его откачали в реанимации, отправили в какую-то загородную лечебницу. Мать пришла сказать мне об этом:
— Я больше не буду вас мучить, спасибо, вы сделали все что могли. Знаете, — грустно добавила она. — В бреду он все беспокоился об этих яблонях.
Прошло несколько лет. Я уже выходила из поликлиники, когда пожилая регистраторша проворчала мне вслед:
— И все ведь вам, Екатерина Вадимовна, психи какие-то звонят. А я что, нанялась на второй этаж бегать? (У нас в кабинетах нет телефонов.)
— Не нанялись, — мирно согласилась я. — А чего психи хотели-то?
— Да и верно, — смягчилась регистраторша. — Я так и подумала: чего доктора попусту беспокоить? Дай да подай ей Мурашову. Я говорю: на приеме, занята. А она тогда: ладно, не беспокойте, но передайте, пожалуйста, что на яблонях в саду появились первые плоды. Вот ведь новость, правда?
— А мальчик, Эдуард? С ним что? — воскликнула я.
— Про мальчика ничего не было, — пожевав губу, уверенно сказала регистраторша. — Заплакала и трубку бросила. И то сказать, сколько ненормальных на свете...
Я неаккуратно веду записи, и просмотр старых журналов ничего мне не дал: я не нашла их номер телефона. Но я могу хотя бы надеяться? Ведь яблони — они как дети.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Понедельник, 23.03.2015, 13:25 | Сообщение # 37 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Машенька и баскетбол Очень высокая мама в белых сложных кроссовках, явно весьма дорогих. Колени и прочие сочленения складываются, как звенья столярной рулетки. Какая-то общая, едва уловимая нелепость в фигуре и даже в выражении лица 
Девочка с круглой добродушной физиономией, кроссовки — уменьшенная копия маминых.
— Как тебя зовут?
— Машенька.
— Отлично, так и записываю. Ты в каком классе?
Смотрит непонимающе. Глаза с поволокой. Неужели отстает в развитии? Мама белозубо смеется:
— Ей пять лет. Скоро будет пять с половиной. Из-за роста ее многие сначала дурочкой считают. Даже на детских площадках. Она в нас пошла. У нас и папа высокий.
Ну ничего себе! Если меня не обманывает глазомер, Машенька приблизительно на полторы головы выше среднего сверстника.
— Да, вы с Машенькой действительно... заметные люди, — дипломатично говорю я и обращаю внимание на то, что мама из-за своего роста совершенно не комплексует. Даже обычной в этих случаях сутулости нет как нет. Почему, интересно? Из-за того что счастливо нашелся «тоже высокий» папа? И где это он, собственно, нашелся?
— А чем вы по жизни занимаетесь?
— Мы оба баскетболисты. Профессионалы. Почти все время на сборах, тренировках.
— Ага, — догадалась я. — А Машенька, значит, скучает?
— Нет! — опять белозубый смех. — Не скучает. Потому что мы возим ее с собой. Это наш ребенок, и она всегда с нами.
Решительный поступок. Я проникаюсь уважительной симпатией к нелепой молодой великанше. Решиться родить ребенка в профессиональном спорте, на взлете карьеры, вернуться обратно, да еще и не сбросить дочь на родственников, а убежденно таскать ее с собой под лозунгом «наш ребенок».
— Гм-м... — сдалась я. — Рассказывайте, что вас ко мне привело.
В рассказе молодой мамы, в общем-то, не было ничего для меня неожиданного. В коммунальной тусовке баскетболистов Машенька с самого начала была чем-то вроде живой куклы. Ее обожали, тискали, баловали три (или больше?) десятка не особенно обремененных интеллектом бездетных великанов. Всегда находился кто-нибудь, кто соглашался с ней посидеть, поиграть, почитать сказку. Жизнь была веселой, куражной, но нестабильной. Случалось такое, что Машенька засыпала в одном городе, а просыпалась в другом. В последнее время появились сложности. Здоровый, дружелюбный ребенок, который неплохо переносил кочевую жизнь первые три с половиной года своей жизни, вдруг начал часто болеть какими-то неопределенными заболеваниями («то головка заболит, то животик, то сопли потекут...»), бояться темноты, одиночества и каких-то фантастических созданий, которые могли подкараулить и напасть. В последние два месяца у Машеньки периодически дергалось веко на левом глазу. Невропатолог, к которому обратились встревоженные родители, закономерно выписал несильные таблетки, посещение детского сада и жизнь у бабушек.
Я мысленно подписалась под всеми его рекомендациями.
— А бабушки-то?
— Бабушки есть, и они готовы Машеньку взять, но мы не хотим, — мама упрямо мотнула коротко стриженной головой. — Она же наша, понимаете? Мы хотим видеть каждый день, как она засыпает, как она растет, сразу отвечать на ее вопросы и все такое. Вы понимаете? А в садике она была, там дети ее дразнили, и даже воспитательница смеялась. Она выше всех в группе чуть не на две головы, ей не понравилось.
Понимать-то я понимала. И про садик тоже: не так-то легко быть выше всех на две головы, но отнюдь не по уму. Но то, что у ребенка от кочевой жизни уже развился невроз, тоже нельзя игнорировать. Решила схитрить: мама решительно объединяет свою позицию с позицией отца Машеньки, но на самом деле он может думать иначе. Тогда мы с ним вместе, при поддержке бабушек и невропатолога...
— Приходите с папой. Будем вместе думать, как вам помочь.
***
Ого! То, что я удивлялась росту Машеньки и ее мамы, так это потому, что я тогда еще папы не видела! Склонив в дверном проеме голову, парень втиснулся в мой небольшой кабинет и сложился на банкетке, выставив в мою сторону коленки. («А у кузнечиков на коленках — уши!» — невпопад вспомнила я.)
Мои надежды не оправдались: отец Машеньки во всем решительно поддерживал супругу. Видно было, что дочь он обожает. Так же как и она его.
— Ладно, — решилась я. — Сказку про Машеньку и трех медведей знаете?
Родители молчали.
— Я знаю! — Машенька дисциплинированно подняла ручку.
— Ага! Ага! — закивали папа с мамой.
Я засмеялась. В юности я работала в зоопарке с жирафами. Доподлинно знаю: поговорка не врет — они ничуть не глупее, предположим, коров, но информация доходит до них действительно медленнее, потому что в другой ярус по высоте. Расход энергии больше.
— Помните, у Мишутки случилась истерика, когда он увидел смятую Машенькой кроватку, опрокинутую табуретку, сдвинутую мисочку? Почему он так бурно отреагировал? Он жадный? Трусливый?
Постепенно мы все вместе выяснили: Мишутка так завелся оттого, что привычный мир, где стоит его стульчик, его мисочка и т. д., вдруг нарушил свои правила, а значит, стал опасным...
— Ваша Машенька растет, умнеет, у нее развивается фантазия, — объясняла я. — Чтобы идти вперед, ей нужен островок стабильности, безопасности, что-то, на что она могла бы опереться. А вокруг все непредсказуемо и неуправляемо меняется.
— Да вот цыгане всю жизнь кочуют, и ничего, — проявил эрудицию папа. Голос у него был на удивление тонкий для такого огромного существа.
— У цыган есть их кибитка, — сказала я, и тут на меня снизошло вдохновение. — Слушайте сюда: мы создадим Машеньке островок безопасности и посмотрим, что выйдет! Если симптомы и страхи не уйдут, придется отдать бабушкам.
Через несколько дней Машенькин «островок безопасности» состоял из набора, помещавшегося в огромном синем бауле. Там имелись: одеяло с розочками, ночник в виде месяца, подушечка, три плюшевых котенка, кружечка и тарелочка, салфеточка, рамка с фотографией смеющихся мамы, папы и Машеньки и еще много приятных мелочей. Где бы ни оказывалась Машенька, все это сноровисто, за несколько минут раскладывалось вокруг, создавая некий микрокосм, в котором ребенок чувствовал себя уютно и безопасно.
***
Через два месяца симптомы ослабли настолько, что таблетки от невропатолога стали не нужны.
— Но вы понимаете, что, когда Машенька пойдет в школу, придется что-то решать? — спросила я.
— Понимаю, — грустно ответила мама. — Жалко, что я не смогу ее сама учить читать, писать, считать. Это же так здорово!
«Вот ведь упрямая какая!» — думала я, но почти против своей воли продолжала симпатизировать необыкновенно развитому материнскому инстинкту этой огромной, доброй женщины.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 12.04.2015, 13:05 | Сообщение # 38 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Фантазеры Почему дети бескорыстно врут и что с этим можно сделать на примере одной самой обычной семьи 
— Главное, что меня поражает, — он вообще-то очень честный мальчик. Понимаете? С самого раннего детства никогда не пытался выкрутиться — если что-то набедокурит, разобьет, предположим, чашку, так сразу и говорит: я разбил. В играх никогда не жульничает: когда узнал, что у фокусников в цирке ящик с двойным дном, сразу сказал: если так, то это нечестно и неинтересно.
— А что вас, собственно, беспокоит?
Честного мальчика женщина с собой не привела. Пролистав карточку, я узнала, что его зовут Андрей, ему 12 лет, и ничем таким особенным он никогда, по счастью, не болел.
Женщина тоже выглядела вполне обыкновенной.
— У Андрея проблемы в школе? — предположила я самый обычный для мальчика этого возраста вариант. Правда, не желающих учиться мальчишек мамы обычно приводят с собой на первый же прием, чтобы отыграть тему «пусть тебе хотя бы психолог скажет».
— Нет, нет, учится он вполне нормально. По русскому тройка, ну так она всегда была — пишет неграмотно, и в тетрадках грязь. А все остальное — четверки и пятерки.
— Взаимодействие со сверстниками? — самый возраст для изучения социальных ролей.
— Все нормально. У него есть два друга еще с детского сада, а если когда подерутся, так до вечера и помирятся.
— Так в чем дело-то?
Парень нормально учится, не имеет проблем со здоровьем и коллективом... Я начала слегка волноваться, ожидая, что с минуты на минуту мне предъявят здоровенный семейный «скелет из шкафа».
— Понимаете, он врет.
— Вы же только что рассказывали мне о честности Андрея!
— Он сочиняет безумные истории. Без всякой выгоды для себя.
— А-а-а, фантазии! — я вздохнула с облегчением. Поскольку мальчишка коммуникабелен и социально адаптирован, психиатрии можно не опасаться. — Ну так это нормально. Один из способов освоения мира детьми. Признак творческой личности, если хотите.
— Не хочу! — твердо сказала женщина. — Ему было шесть лет, когда в гостях у девочки с подготовительных курсов он, уже сев за стол, сказал, что ему по здоровью нельзя есть сахар. Хотя бы крошечку — и он немедленно умрет. Бедная мать девочки покрылась холодным потом, соображая: можно ли ему съесть бутерброд с колбасой (есть ли сахар в булке?) и маринованный огурец (в маринад, кажется, добавляют сахар!) Когда я пришла за ним спустя час, дети безмятежно смотрели мультики, а женщина судорожно листала медицинский справочник в поисках первых симптомов диабетической комы.
— Откуда же он узнал? — улыбнулась я.
— У моей тетки как раз в это время нашли диабет второго типа. Дальше. В девять лет я отправила его в санаторий — подвернулась бесплатная путевка. В первый же родительский день воспитательница вызвала меня на улицу для приватного разговора. Он взял с нее честное слово молчать и рассказал, что я на самом деле не его родная мать и, страдая бесплодием, взяла его из детского дома в возрасте пяти месяцев, он недавно нашел подтверждающие этот факт документы и теперь не знает, что ему делать.
Женщина явно закипала, и я предусмотрительно не стала спрашивать, кто же все-таки является родной матерью Андрея.
— Дальше. Гостя в деревне в Лужской области (там живут мои двоюродные братья и сестры), он сообщил всем детям соседей, что до прошлого года воспитывался в шаолиньском монастыре, продемонстрировал полученные там навыки (включая сеанс массового гипноза) и пожаловался, что с трудом привыкает к цивилизованной жизни большого города. Впечатленные дети поделились трудной судьбой маленького монаха с родителями. С тех пор мою родню иначе как ниндзями в деревне не кличут.
— А что насчет шаолиньских навыков?
— Полгода занимался каратэ в студии при школе. И наконец, уже в этом году. Учительница математики посетовала на его рассеянность и недостаточное качество последних письменных работ. Андрей со слезами на глазах рассказал ей, что я уже месяц лежу в больнице в реанимации и врачи серьезно опасаются за мою жизнь. Он буквально разрывается между посещением больницы и ведением домашнего хозяйства. Учительница впечатлилась (ей даже не пришло в голову, что можно ТАК врать!), окружила его вниманием и сочувствием, рассказала о ситуации другим педагогам. В конце концов классная руководительница (святая женщина!) пришла к нам домой — выяснить, чем можно помочь. Представляете, как я себя чувствовала?
— Н-нда-а...
Я чувствовала в ситуации какой-то подвох. Что-то подсказывало мне, что действительно буйная фантазия Андрея произрастает не на пустом месте. Похоже на то, что, сочиняя и рассказывая свои дикие истории, он в тот момент сам в них верит.
— Послушайте, а вы сами в детстве не придумывали подобных историй? Ну, что вы на самом деле заколдованная принцесса и все такое.
— Да вы что! — возмутилась женщина. — Какие принцессы! Я даже сочинения с трудом писала, потому что там придумывать надо. Физика, математика мне куда легче давались.
— Может быть, кто-нибудь из ваших родственников?
— Те, которые в деревне? Ну конечно, между уборкой и посевной сказки сочиняют! Материна сестра сказала: еще раз своего привезешь, я об него всю хворостину для профилактики обломаю, чтоб перед соседями не срамил.
— А отец Андрея?
— Мы в разводе давно, Андрюшке и трех лет не исполнилось.
— И с тех пор он не подавал никаких признаков жизни?
— Нет, почему же. Они видятся иногда, в кино ходят, в зоопарк.
— То есть отец Андрея — нормальный, социально адаптированный человек, принимает участие в воспитании сына? — обрадовалась я. — А не сочинял ли он историй?
— Нет, — твердо сказала женщина. — Блажной был, этого не отнять, но историй не сочинял. Точно.
— А что значит — блажной? — осторожно спросила я.
— Да вечно витал где-то. Ни кран починить, ни полку прибить, ни посоветоваться по делу. И все книжки читал. И сейчас, наверное, читает.
— Расскажите подробней, — я почувствовала, что нащупала истоки проблемы.
Еще через пять минут я уже открыто смеялась. Несмотря на продекларированное отсутствие фантазии, женщина была хорошим рассказчиком — язвительным и наблюдательным, а благодаря деревенскому происхождению хорошо владела сочным народным языком.
Ее бывший муж действительно любил читать. Очень. Читал книжки периодами — по авторам. Проникался всем — историческим колоритом, этнографией, кухней. Менял гардероб, стиль речи, круг знакомых. Когда читал Ремарка, похудел на 10 килограммов и был поставлен на учет в тубдиспансер. В джеклондоновский период влюбился в удмуртку, странно щурился и завел себе терьероподобного ублюдка — умнющую темно-рыжую тварь с отвратительным характером. Папу Хэма ему запретила читать жена — он стал говорить фразами из трех слов, носить в гости свитера со стоячим воротом и странно присматривался к ружьям.
— Они оба модифицируют мир, понимаете? Делают это без всякой корысти, просто чтобы было интересней.
— Он своими модификациями меня в гроб вгонит, раньше, чем в армию уйдет, — просто прокомментировала мою гипотезу женщина. — Сделать-то можно чего-нито?
— Да, — сказала я. — Можно. Нужно куда-то канализировать эту его страсть. Театральный кружок. Литературная студия. Еще что-нибудь подобное. Безопасная резервация. В дальнейшем подумайте о какой-нибудь специализированной школе. Может быть, журналистика. Они столько врут, что ему там будет раздолье.
— Подскажите конкретно, — потребовала она.
Я дала ей короткий список из лично известных мне мест.
Ни одно из них не сработало.
***
Спустя год Андрей прижился в детском кукольном театре — он чудесно отождествлялся с куклами, сочинял репризы, любил стоять позади действия в черном трико. Отец ходил на все его спектакли, гордился сыном. Безумное сочинительство из практической жизни семьи исчезло без следа. Впоследствии Андрей начал сам изготовлять кукол, что и стало его профессией.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Суббота, 18.04.2015, 12:13 | Сообщение # 39 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Чужие письма Про маму, которая после развода cтала писателем, чтобы не сойти с ума 
Девочка была невысокой, коренастой, со следами подросткового кризиса и подростковых прыщей на широком недовольном лице. На вид лет пятнадцать. Пришла одна. Я приготовилась слушать, как ее все (особенно родители!) не понимают, как предают вероломные подружки или как не складываются отношения с мальчиками.
Но она вдруг достала из рюкзачка и положила мне на стол пачку писем в конвертах, неловко, крест-накрест перевязанную золотой подарочной ленточкой.
— Вот, это письма моей матери. Не мне. Я хочу, чтобы вы их прочли.
— Ты с ума сошла?! — на автомате возмутилась я. — Тебя что, не учили, что чужие письма читать неприлично? А уж тем более давать их читать третьему, совершенно постороннему человеку.
Тут же ужасная мысль пришла мне в голову, и я мгновенно осадила себя:
— Твоя мама... она жива?
— Она-то жива, — неприятно усмехнулась девочка.
С каждым мгновением вся эта история нравилась мне все меньше.
Я молчала, собираясь с мыслями.
— Что, не будете читать? — спросила девочка и добавила с типично подростковой дурацкой мстительностью («вот выпрыгну с 12-го этажа — узнаете, как на дискотеку не пускать!»): — А если я тоже с ума сойду, кто тогда виноват будет?!
О господи! Только этого мне не хватало! У матери, по всей видимости, психическое заболевание. На его фоне она пишет письма ангелам или президенту США (я уже видела, что на конвертах нет адресов). Девочка кое-что узнала о наследственности, а может быть, уже есть какие-нибудь тревожные симптомы (возраст-то самый подходящий для первой манифестации всякой гадости). Пришла к психологу посоветоваться — весьма разумный для пятнадцатилетнего человека шаг. Письма захватила как доказательство серьезности происходящего. Ситуация прояснилась, но радости мне это не доставило. Интересно, кроме матери, у нее есть кто-нибудь из близких? А если я пошлю ее к психиатру — пойдет? А если он назначит таблетки — будет принимать?
— В общем, так, — пока я лихорадочно перебирала варианты, девочка сама приняла решение. — Я вам их оставлю на несколько дней. Потом снова приду, заберу. Захотите — прочтете, захотите — нет. А там посмотрим.
И прежде чем я успела что-то сказать, она прикрыла за собой дверь. Я осталась наедине со стопкой писем.
Нельзя сказать, что меня очень интересовала переписка с ангелами (ибо я человек достаточно примитивный и в отличие от многих моих коллег не интересуюсь творчеством душевнобольных и не считаю теракт 11 сентября произведением искусства, и т. д.). Да и по квалификации не тяну на постановку психиатрических диагнозов, тем более заочных. Но, судя по всему, для будущего контакта с девочкой в письма все же придется заглянуть.
Где-то через час (к концу отведенного на несостоявшийся прием времени) я тупо смотрела перед собой на узор ковра и пережевывала вообще-то не свойственные мне мысли об эмоциональной недоразвитости нынешней молодежи.
Потрясающей красоты и пронзительности письма писала любящая женщина своему давно умершему супругу — отцу той самой девочки, которая только что была у меня. Помимо всего прочего, у женщины были явные писательские способности. Кроме слов неугасающей любви и тоски по безвременно ушедшему из жизни мужу, там были подробные описания: вот дочка выучила свой первый стишок и рассказала его на утреннике в яслях, вот она уже пошла в школу. Я как будто своими глазами видела ее наряд, крошечные туфельки на каблучках (чуть-чуть увеличить рост —среди сверстников она всегда была невысокой), огромный бант-бабочка, белая хризантема... Она рассказывала мужу о прочитанных книгах и поездке за границу, о своих успехах в карьере. Ее рассказы были интересными и даже местами ироничными. Она подсмеивалась над собой. Но продолжала любить и помнить. И в каждом послании, в каждой его строке просвечивала Любовь. Та самая, о которой поют песни и слагают стихи. И эта пронесенная сквозь годы любовь воспринималась девочкой (как-никак плодом этой любви) как сумасшествие, как повод для обращения к специалисту! О времена, о нравы!
Укрепившись духом, я была готова к разговору с дочерью литературно и эмоционально одаренной женщины. Пусть приходит!
И она пришла. Склонив голову набок, задумчиво ковыряя прыщ на крыле носа-картошки, выслушала все, что я имела ей сказать от лица европейской цивилизации и литературы по поводу любви, романтики и т. д. и т. п.
Где-то в самом конце я патетически воскликнула:
— Интересно, что подумал бы твой покойный отец, узнав о твоем отношении к материнским письмам?
— Можно спросить. Только зачем? — девочка пожала плечами.
Я похолодела.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что мой отец вполне жив. И все эти годы живет в двух кварталах от нас, в конце нашей улицы. И моя мать об этом всегда знала.
Она смотрела на меня без всякого торжества, у нее было взрослое лицо человека, без всякой сентиментальности наблюдающего за игрой детей.
— Не волнуйся, ты не сойдешь с ума, — сказала я после долгого молчания. — На этот счет можешь быть спокойна.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила она и аккуратно уложила письма все в тот же рюкзачок. — Положу на место. Там, правда, их еще много. Я вам малую часть принесла, те, что мне показались поинтересней.
Я позвонила к ней домой и пригласила на прием мать. Сказала, что ее дочь была у меня, что у нее подростковые проблемы с самооценкой и — прыщи. Спросила об отношениях девочки с отцом. О письмах не сказала ни слова. Мать сама рассказала мне о них. Сначала, после развода, это был способ выжить. Потом постепенно превратилось в способ самовыражения. Призналась, что хотела бы избавиться от этой странной привычки, но как-то уже не мыслит себя без этого своеобразного творчества.
Я назвалась писателем, попросила принести образец письма. Искренне похвалила, ободрила (я ведь читала два десятка ее опусов!) и не придумала ничего лучше, как направить женщину в сетевые ресурсы для самодеятельных авторов. Удивительно, но где-то в Сети она познакомилась с мужчиной, литературная деятельность которого началась с того, что он писал письма своей умершей (действительно умершей!) жене. Они понравились друг другу. Правда, он живет в Новосибирске, но ведь всякое бывает.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 19.04.2015, 10:59 | Сообщение # 40 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Богатый папа на белом коне Я всегда нервничаю, когда приходится работать с неудавшимся суицидом подростков. Отказ от жизни у человека, который еще не жил, что может быть неестественнее? 
Я напрягалась еще и потому, что сама история была банальнее некуда. И едва не стоила жизни пятнадцатилетней девочке.
Когда-то давно ее родители сошлись по большой и, как им казалось, настоящей любви. Почти сразу родился ребенок, девочка — хорошенькая-прехорошенькая. Они радовались и вместе склонялись над кроваткой. Но радовались — увы! — не так уж долго. Дочка болела и кричала по ночам. Мама не высыпалась, нервничала, ничего не успевала. Ей хотелось надежности, стабильности и чтобы утешили и поддержали. Папа учился и работал, тоже уставал и хотел дома покоя, тепла и надежного тыла. Ни тот, ни другой не умели быть великодушными и срывали усталость и обиду друг на друге. Денег вечно не хватало, в стране творилось черт-те что и никто не мог сказать, что будет дальше. Девочка все чувствовала каким-то своим непостижимым младенческим чутьем и от этого капризничала и болела все больше.
В конце концов у молодого мужчины сдали нервы — он ушел. Пытался потом зайти, проведать дочь. Бывшая возлюбленная была обижена и категорична: «Уходя — уходи! Ты нас предал в трудный час, теперь забудь». Он смирился не без чувства облегчения.
Женщине уходить было некуда — она осталась. Отдала девочку в ясли и, позабыв о профессиональных амбициях, устроилась на работу рядом с домом. Научилась быть сильной и одинокой. Зарабатывать деньги, чтобы хватило на двоих. Плакать по ночам в подушку, когда дочка уже спит. Девочка росла неглупой, ласковой и миловидной, и, глядя на нее, мама радовалась и понимала: все не напрасно! Они жили вдвоем, и им было хорошо вместе. Как-то дочка спросила про отца. Мать ответила коротко: «Он ушел, бросил нас, когда ты была совсем крошкой. Ты много болела, мешала ему спать...» — «Коз-зел!» — процедила отроковица сквозь стиснутые зубы.
Папа тем временем, освободившись от бремени семьи, ушел в работу. Работал по 18 часов в сутки, не жалел сил и денег на профессиональный рост. У него многое получалось. Основанная им фирма росла, от нее отпочковывались филиалы, увеличивалось количество зависящих от него людей, множились проблемы и ответственность. Он справлялся. Личная жизнь, естественно, имелась, но строилась согласно с пословицей: «Обжегшись на молоке, на воду дует» — глубоких отношений мужчина последовательно избегал, довольствуясь разнообразными и ни к чему не обязывающими развлечениями в свободное от службы время.
Годы между тем шли, и как-то незаметно наступил тот период, который в обиходе называют «кризисом середины жизни». Коварный вопрос, зачем все это было, сначала замаячил на горизонте, а потом подступил вплотную. С привычным энтузиазмом обсуждая с сотрудниками очередное расширение ассортимента услуг и географии влияния фирмы, мужчина вдруг запнулся на полуслове. Вечером он отменил уже назначенное свидание с красивой женщиной и никуда не поехал ужинать. В пустой квартире, где не было даже собаки (кто с ней будет гулять, если я целый день на работе?), в голову приходили странные и непривычные мысли.
Женщина не стала препятствовать, когда внезапно объявившийся после долгих лет отсутствия отец захотел встретиться с дочерью-подростком. «Ну, отец все-таки, говорят, у него фирма своя, большая, может, пальто зимнее тебе купит», — практично напутствовала она дочь, отправляющуюся на первое свидание с отцом.
У отца «снесло крышу» после первой же встречи с дочерью. Представьте без табу и лицемерия: перед ним была юная девушка, которая, во-первых, являлась его кровной дочерью, наследницей и продолжательницей его рода и дела (вот он — ускользающий смысл всего!), а во-вторых, она была мучительно и сладко похожа на свою мать, его юную бывшую жену, в которую он влюбился и на которой женился в ранней молодости! Давно он не испытывал таких сильных и противоречивых чувств.
И мужчина по полной программе «распустил хвост»! Театры, боулинги, аквапарки, рестораны, магазины и бутики, поездка за границу. Скромная, не избалованная шмотками и развлечениями девочка за все была наивно благодарна, всем восхищалась, смотрела папе в рот, готова была слушать все, что он пожелает сказать, и со всем согласиться. Мечта любого мужчины! «Познакомьтесь, это моя дочь!» — «Да что ты! Такая взрослая? И такая скромная и воспитанная! И где же ты раньше прятал такую красавицу?»
Дома благодати не было и в помине. Девочка напрямую обвиняла мать:
— Ты говорила, что мой отец дурак и мерзавец. А он чудесный, щедрый человек с двумя высшими образованиями. На него работают полтысячи человек. У него две квартиры и дом за городом. А ты кто? Сколько ты получаешь? Почему ты выгнала его и прятала меня от него все эти годы? Мы с ним столько всего упустили!
— Никто его не выгонял и тебя не прятал! — в отчаянии кричала мать, срываясь на визг. — Он сам сбежал! Где он был, когда ты в три года болела крупом и месяц могла спать только у меня на руках? А когда упала с качелей, сломала ключицы и тебя надо было кормить с ложки? А когда меня в перестройку сократили и не брали на работу с маленьким ребенком... А теперь — явился не запылился, на все готовое. Да ты не разевай рот: он наиграется и опять тебя бросит!
— Ты все врешь! — захлебывалась слезами дочь. — Ты... ты злая дура!
Однажды, исчерпав все аргументы и не справившись с собой, мать с криком: «Ну так и убирайся к нему!» — впервые в жизни отвесила дочери оплеуху.
Девочка выбежала в коридор, схватила куртку и ссыпалась вниз по лестнице, дрожащими руками нажимая кнопки нового суперского мобильника — подарка отца.
— Папа, я буду теперь с тобой жить, — сказала она, выпив, чтобы успокоиться, стакан коллекционного красного вина и забравшись с ногами в кожаное кресло. — Ты ведь не против, правда?
Папа сидел, прикрыв глаза. Мысли его метались из стороны в сторону. Он не представлял, как они будут жить вдвоем. Он не понимал подростков. Как раз сейчас он подумывал о втором браке и о сыне-наследнике (он уже понял, что дочку совсем не интересует его бизнес. Она хотела стать певицей или дизайнером). В конце концов теперь можно нанять ребенку няню и гувернера. От долгих слез физиономия его дочки казалась похожей на блин. Обиженная папина подруга громко роняла что-то на кухне. Разумеется, она ни за что не станет жить с чужой ей девушкой, которая моложе, симпатичнее. Или они будут непрерывно ругаться, призывая его в судьи их разборок. Мужчина в ужасе помотал головой.
— Понимаешь, дочка, — осторожно начал он. — То, что ты придумала, это как-то нехорошо по отношению к твоей маме. Она, конечно, тоже погорячилась, но ее можно понять. Разумеется, мы с тобой должны общаться, но... Давай-ка я сейчас сам ей позвоню и попробую обо всем договориться.
Девочка-подросток вскочила с кресла и выпрямилась, уронив пустой бокал. Она понимала: теперь ее предали все. Ничего не осталось. И никого. Стоит ли жить, если все люди такие?
***
Мама с папой пришли ко мне вместе. И наперекрест пытались обвинить в чем-то друг друга: А зачем ты?.. А вот если бы ты тогда... А ты всегда...
Все еще ищут виноватого. Не помощники — ни мне, ни дочери.
Объяснять девочке, что все хорошо, рассказывать о красоте мира? Не услышит, еще не минул аффект. Возможно повторение попытки. А что, если она будет «удачной»?
Был такой психолог — Виктор Франкл. Он разработал такой метод — «парадоксальной интенции», фактически «от противного». Начало разработок пришлось на пребывание автора в фашистском концлагере. Я Франкла уважаю.
Что ж? Нельзя доказать, что все хорошо, буду доказывать обратное.
— Вообще-то в твоем возрасте циклиться на проблемах с предками — уже не круто. Других дел нет, что ли?
— Я не крутая, — подозрительно глядя на меня.
— Кстати, а что сказал твой парень по поводу той фигни, что ты устроила?
— У меня нет парня.
— Как? Гм-м... Ну а вообще, в твоей тусовке как, одобряют?
— Я не тусуюсь.
— Почему? В компьютере сидишь? А у тебя в ЖЖ сколько френдов?
— Двенадцать.
— Пф-ф! Даже у меня, старой калоши, и то сто девяносто семь.
— Так это ваши по жизни знакомые! — не удержалась. — Сколько взаимных?
— Ни одного! — с торжеством говорю я. — Я вообще никого не френдила. Можешь проверить, я тебе ник скажу.
Девочка умненькая, умеет сложить два и два.
— Что вы хотите мне доказать? Что у меня вообще в жизни ничего не выходит? Что все меня лохушкой считают?
— Не считай, что люди думают о тебе плохо. Они о тебе вообще не думают.
Разозлилась.
— А психолог в больнице говорила, что я еще встречу много прекрасных людей и у меня все будет хорошо.
— О-ла-ла...
— А папа с мамой меня, между прочим, любят. У папы даже сердечный приступ был. И они сказали, что пусть я живу, с кем хочу.
— Гм-м...
— И две мои подружки каждый раз, когда пускали, ко мне в больницу приходили.
— О-о...
— И Мишка Осин мне эсэмэску прислал: «Ты что, с ума сошла? Не дури больше!»
Попалась.
Дальше она мне доказывала, что мир стоит того, чтобы жить. Я иногда вяло сопротивлялась, иногда соглашалась.
Виктор Франкл, форевер!
***
Банально, но факт: если расстались, никогда не говорите дурного о втором родителе. Если не найдется доброго слова, молчите. Заново устанавливая контакт с ребенком после разлуки, не пытайтесь пустить пыль в глаза — надолго не хватит. Не старайтесь купить подарками. Лучше поделитесь временем и кусочком души.
Катерина Мурашова
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Суббота, 25.04.2015, 09:41 | Сообщение # 41 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Колдовской ребенок Если ученик пропускает буквы, не может оформить задачку, но запоем читает стихи, не стоит записывать его в дефективные 
У женщины были черные волосы и очень белая кожа. И ярко-алое кримпленовое платье без рукавов (кажется, похожее было в конце 70-х годов у моей матери). Я не могла оторвать от посетительницы глаз и почти не обращала внимания на ее ребенка — худенький мальчик лет семи-восьми в углу тихо рассаживал плюшевых зверюшек в вагоны игрушечного паровоза.
За окном стояла зима.
— Простите, вам не холодно? — не удержалась я.
— Нет, — улыбнулась женщина. — Я поваром работаю. Смена по 12 часов. Там возле плиты так нагреешься, что после и охолодеть не успеваешь.
— Понятно, — кивнула я. — Что привело вас ко мне? Как вас зовут?
— Да вот его учительница из школы гонит, — женщина мотнула треугольным подбородком в сторону сына. — Говорит, что он дефективный. А меня Ритой кличут.
— Так. Где ваша медицинская карточка? — прежде всего меня интересовали ранние вердикты невропатолога. Была ли родовая травма? Как шло развитие?
— Да у нас вот, — Рита показала мне жалкий листок с одним подклеенным анализом. — Мы ж без прописки тут. За деньги все. И в школу его с трудом устроили, не хотели брать. Если погонят, тогда как же?
Я представила себе, как она в своем пожарном (явно выходном) платье приходит к директору школы и со специфическим произношением (какой-то диалект из средней России?) просит взять в школу нигде не прописанного сына. Но, может быть, мальчик и вправду отстает в развитии? Я хороший интуитивный диагност, слабоумия у ребенка, за игрой которого наблюдаю уже с четверть часа, не вижу, но ведь здесь вполне может быть темповая задержка или, что еще более вероятно, педагогическая запущенность.
— Расскажите все с самого начала, — попросила я. — Состав семьи. Чем болел Миша из серьезных заболеваний? Не было ли травм головы?
— Мы с мужем тут. Он тоже поваром работает. А Миша ничем не болел, — сказала Рита. — Не глядите, что на вид хлипкий. И головкой не ударялся. Он вообще не хулиганистый, тихий, сидит все, книжки читает.
— Сам читает? — удивилась я. Заглянув в карточку, я уже знала, что Мише восемь лет.
— Да, сам, — кивнула Рита. — Книжки из библиотеки берем. Каждую неделю ходим. Иногда ему не хватает.
— Мишенька, а какие книги ты особенно любишь читать? — спросила я. — Сказки? Приключения?
— Про природу, — тихо ответил Миша.
— А! Про животных? — догадалась я. — Бианки читал, да?
— Мне больше всех Пришвин нравится.
— При... Пришвин?! — запнулась я и глупо спросила: А почему?
— Утешно очень, — ответил Миша. — Про красоту.
Та-а-ак. И этого, читающего Пришвина во втором классе ребенка записали в дефективные?
Я разозлилась. Быстренько протестировала Мишу обычной батареей тестов. Память слабенькая, но в норме, общая информированность даже хорошая, концентрация внимания снижена. И удивительная, какая-то напевная речь и мягкость оценок.
Рассказ о родной деревне: «Соловьи — деревня наша. На реке стоит, на двух берегах, как большие ворота...»
— Какое красивое название! — заметила я.
— А воздух какой вкусный! — с энтузиазмом подхватил Миша. — А река! А гроза в полях! Загляденье просто — краше мест во всем свете нету! А по весне и вправду соловьи в сиренях поют-заливаются — их там много-премного.
«Соловьи в сиренях» — офигеть можно!
В голове вертелись строчки из Гумилева:
«...некрасив и тонок, / Полюбивший только сумрак рощ, / Лист опавший, колдовской ребенок, / Словом останавливавший дождь».
— Что учительница-то говорит?
— Буквы пропускает. Задачки, как оформить, не понимает, — честно вспоминала Рита. — В основном: что он вечно витает где-то, ее не слышит.
«А ты скажи что-нибудь, что этому ребенку, тянущемуся к утешности и красоте, было бы интересно!» — злобно подумала я в адрес учительницы.
— Откуда вы здесь вообще взялись? – спросила я. – Без прописки и поварами?
— Муж в другом месте работает: я на смене, он с Мишкой дома, в школу его, поесть готовит, и все. Потом наоборот. Из деревни мы оба, там и училище закончили.
— Отчего же уехали?
— Дак мы же не насовсем. Деньги нужны — дом новый в деревне построить. В Питере заработать быстрее. Старый-то дом, что от моих бабки с дедом остался, совсем в землю ушел, нельзя в нем жить. А мы хотим большой дом, светлый и чтобы с верандой и перед окнами цветник. Пруд расчистим. Детей еще родим, Мишка маленьких любит, просит все время братика и сестричку.
Я словно наяву увидела этот светлый, еще пахнущий смолой дом, полный детей, выбегающих на лужайку перед домом, играющих среди цветов или в тени на берегу пруда. Глаза защипало от сентиментального умиления. Потом расчетливо прикинула. Постройка дома в довольно глухой, судя по всему, деревне, да еще с применением своих собственных сил, не должна встать особенно дорого.
— Обязательно построите! — воскликнула я.
— Беда у нас, — нахмурилась Рита. Словно облачко набежало на белое лицо. — Деревня на двух берегах. На другом от нас — дорога с автобусом, садик, школа, все. Два года тому назад мост паводком снесло. Нового даже не обещают, колхоз развалился, денег нет. Летом на лодке можно, зимой по льду. А вот весной и осенью никак.
— Ну так построите дом в другой половине деревни. Или вообще где-нибудь в райцентре, чтобы детям...
— Не, этого мы никак не можем, — спокойно сказала Рита. — Там же земля наша, родина. Она к себе манит. Там пруд с березкой, которую моя мамочка сажала, дедули с бабулей могилка на взгорке, там все. Вы понять можете?
— Могу, — твердо сказала я. — Я ленинградка-петербурженка в восьмом поколении, мне почти везде в мире нравится, но после двух недель отсутствия всегда хочется домой.
— Хорошо, — сказала она. — А то многие над нами смеются. А вы с ним-то еще поговорите? Про деревню он хоть сто часов подряд готов, а вот наказ дадите? Чтобы он учительницу в школе слушал?
Сказать честно, мне не хотелось давать Мише никаких наказов. Чтобы успокоить Риту, я что-то такое пробубнила и даже дала одно упражнение на развитие концентрации внимания.
Потом решительно сказала:
— Я вашей учительнице письмо напишу. Свое заключение про Мишу. Запечатанное. Такой порядок. Вы передадите.
— Конечно, конечно, — закивала Рита.
Я написала, что Миша ужасно талантливый, что он читает книги, говорит, чувствует и мыслит, опережая возраст, что главное — это внимательно к нему присмотреться и тогда... Я сослалась на все свои регалии и чуть ли не на печатные работы. Я заляпала письмо всеми печатями, которые нашла в родной поликлинике и едва удержалась, чтобы в конце не шлепнуть «я/глист не обнаружены».
Я хорошо помнила соответствующие работы психологов. Учительница должна была впечатлиться.
— Придете ко мне через два месяца, — сказала я. — Если не поможет, раньше.
Они пришли. И удивленно сказали, что все наладилось. Учительница теперь Мишу почти всегда хвалит, часто вызывает рассказывать и ставит другим в пример, а задачки задает на дом.
— Возьмите Мише в библиотеке стихи Гумилева, — не удержалась я. — Ему должно понравиться. «Далеко, далеко на озере Чад изысканный ходит жираф...»
— Мне больше другое нравится, — сказал Миша и прорычал, не убирая с лица лукавой улыбки: «... Или бунт на бор-рту обнар-ружив, из-за пояса р-рвет пистолет, так что сыплется золото с кр-ружев р-розоватых бр-рабантских манжет!»
— Ур-ра! — тихо сказала я.
Это было в перестройку, много лет назад. Но и сейчас я иногда вспоминаю их и думаю: вернулись ли все они в деревню Соловьи? Построили ли дом с цветником и березой? Каким вырос «колдовской ребенок» Миша? И наконец: восстановили ли снесенный паводком мост через реку, соединяя две, так долго разделенные, стороны?
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 03.05.2015, 10:51 | Сообщение # 42 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Фанатская история
Если муж ведет себя как ребенок, придется стать для него «взрослым». Иногда помогает
Белобрысый паренек растерянно оглядывался по сторонам. Молодая женщина сидела на банкетке, сдвинув колени, и молчала, упрямо сжав губы. Курносая девочка, на вид лет полутора, улыбалась мне широким ртом, в котором вольготно расположились пять-шесть недавно народившихся зубов. Она явно хотела что-нибудь рассказать, но еще не могла — просто по возрасту.
— Так, ребята, — решительно сказала я. — Предупреждаю сразу: по руке и фотографиям я проблемы не определяю и не решаю. Если вы так и будете молчать, ничем помочь не смогу.
— Так вот она, — паренек мотнул головой в сторону женщины. — Она со мной разводиться хочет. Вообще. А я не понимаю: к чему это? У нас нормально все. И я же это... я же люблю ее... их то есть.
— Ага, — я ничего не поняла, но обрадовалась тому, что какой-то контакт все же наметился. — Давайте определимся. Вы супруги. Это ваша дочь. Так?
Все кивнули. Паренек с готовностью, женщина отчужденно, девочка — подражая родителям.
— Вы, — реплика к женщине, — собираетесь разводиться с мужем. Так?
Никакой реакции.
— Ладно, давайте рассказывайте с самого начала. Сколько вам лет? — обратилась я к парнишке.
— Двадцать.
Немного, скажем прямо. Она вроде бы старше. А девочка явно похожа на него. Вероятно то, что в народе называется «брак по залету». В неполных восемнадцать парень оказался ответственным и решительным — женился. Чего же она теперь-то собралась разводиться? Он пьет, распускает руки? Не похоже. Неужели наркотики?
— Как вы познакомились? Вместе учились? Жили в одном дворе?
— Нет, нет! — парнишка явно оживился. — Мы оба фанаты «Зенита»! Мы везде ездим за любимой командой, поддерживаем их и вообще, знаете, я с тринадцати лет, Катя — с пятнадцати. Там мы и познакомились, и вообще.
Я знала. Периодически у нас в метро или по улицам довольно дисциплинированно маршируют одетые в бело-сине-голубые цвета молодые люди обоего пола и орут: «Зенит — чемпион!» и тому подобные вещи. Я к ним лояльна, хотя в футболе ничего не понимаю.
— Хорошо. Вы познакомились на основе общего увлечения. Полюбили друг друга. Поженились. Дальше?
— А чего дальше? Дальше — все, — на лице парнишки снова появилась знакомая растерянность. — Вот, дочка родилась.
— Чем вы по жизни занимаетесь?
— Я работаю. Сигнализации монтирую. Людям или в организации. Ну и «Зенит», конечно. Это главное.
— А вы? Дома сидите с дочкой?
— Я учусь сейчас. На экономиста, — кажется, я впервые услышала голос женщины.
— А в чем суть конфликта-то?
— Не знаю. Вообще, — тоскливо пробормотал парень.
— Не знаешь? — накал страстей в голосе больше, чем я ожидала. Лишь бы истерика не началась. И выяснение отношений на ней. «Вообще», как сказал бы парень.
— Так, — быстренько переиграла я. — Вы, папа-фанат, пойдите пока с дочкой погуляйте. А Катя останется. Через полчасика приходите к дверям кабинета.
Полчаса мне не понадобилось. Все стало ясным значительно быстрее.
Кате — двадцать четыре. Девочка-пацанка, которая с детства носила только брюки, играла только с мальчишками, гоняла во дворе мяч и даже стояла на воротах. При этом хорошо училась, была честолюбива и пользовалась авторитетом и во дворе, и, позже, в фанатском клубе. Такая яркая личность, конечно, имела много поклонников. Юный Сеня привлек ее, пожалуй, по закону притяжения противоположностей. Он был мягок, терпим, ласков, на все готов. Но когда Катя случайно забеременела, проявил неожиданную и несколько даже старомодную решительность: рожать и жениться — а как же иначе? Это подкупало. Почему бы и нет, подумала студентка Катя, к тому времени уже несколько подуставшая от буйных фанатских сборищ. Будет нормальная семья, дом, ребенок...
Выйдя замуж и родив дочь, Катя закономерно изменила статус — ощутила себя женой и матерью, хозяйкой дома. Сеня остался мальчишкой — добрым и ласковым. «Зенит» — форевер! По вечерам — телевизор или компьютерные игры. По-прежнему при малейшей возможности «таскается» (выражение Кати) за любимой командой. В доме толпа приятелей с пивом и сигаретами (сам Сеня не курит, курила Катя, но бросила, когда забеременела. Сейчас опять начала — «от нервов»). Ребенка все приходящие в квартиру («включая родного отца!») воспринимают как новую забавную игрушку, но совершенно не учитывают, что девочке нужно вовремя лечь спать, поесть, погулять, помыться и т. д.
Катя пыталась объяснять (не понимает). Плакать (утешает, но не меняет своего поведения). Скандалить (уходит к друзьям ночевать). Больше ничего не может придумать. И сил тоже нет. «Будем вдвоем с дочкой — так легче. В этом году получу диплом, выйду на работу».
— А как же Сеня? Ведь он любит и вас, и дочь. А вы его любите? Любили когда-нибудь? Вообще.
— Теперь уже не знаю.
Ладно. Катя как будто бы уже все решила. А что же делать мне? Я всегда работаю из интересов детей (так решила я сама). Крошечной девочке, похожей на Сеню, нужны, естественно, и мама, и папа. Но уговорить или заставить Сеню немедленно повзрослеть, я, конечно же, не могу никакими силами.
— Катя, — говорю я. — Сейчас Сеня действительно не исполняет роль хозяина дома и отца семейства. Но вовсе не факт, что он не будет делать этого и в дальнейшем. Он же младше вас, а в это время четыре года — большой срок. Вы теперь устали и раздражены. Ваши прежние друзья и сам Сеня не понимают причины вашего раздражения. Им кажется, что все осталось по-прежнему и все хорошо — чего же вы злитесь?
— Точно, — кивнула Катя. — Он так и говорит.
— Катя, — продолжаю я. — Развестись вы всегда успеете. Но это значит сдаться и вычесть из жизни дочери значительную часть общения с любящим ее отцом. А вот я вам предлагаю эксперимент. На людях. У вас же активный, исследовательский характер. Почему бы нет?
— А что за эксперимент? — спросила Катя.
— Хозяин дома и царица морская — вы. А все остальные, в том числе золотые рыбки, у вас на посылках. Вы старше, умнее, имеете право. Вы определяете, кому, где, чего, сколько делать. Режим дня для девочки, обязательный для приходящих фанатов. Каждому из появившихся на горизонте конкретное задание (для них это будет игрой): построить башню, прочесть книжку, вскипятить молоко и т. д. — пусть готовятся к семейной жизни. Сене тоже список: что и когда он должен сделать сегодня. Конкретно, по пунктам. Только не борзейте и помните: если все исполнено, царица должна быть милостивой и ласковой. Обязательные регулярные развлечения для себя (Сеня сидит с дочкой) — хоть футбол, хоть филармония, — но вам надо откуда-то черпать энергию. Все мелочи четко обговорены (ваша ответственность), и никаких истерик и неопределенных претензий типа: «Вот если бы ты обо мне думал...» Если вам надо, чтобы вам подарили цветы, говорите об этом прямо. Царице можно. Принесут — куда денутся. Это же ваши друзья, ваш муж, отец вашего ребенка. Стоит ли царице искать других подданных?
— Да он и так всегда приносит, — несколько смущенно сказала Катя. — Цветы-то — на все праздники.
— Согласны? — спросила я, не давая ей опомниться. — Тогда прямо сейчас составляем первичный список. Продолжительность эксперимента — ориентировочно четыре-шесть месяцев. Если вам не станет легче, можете разводиться.
— Ну что ж, можно попробовать.
Получив конкретный план действий, Катя явно приободрилась. Я тоже.
***
Последний раз я видела Катю через полтора года после описанной встречи. Она атаманила вовсю, работала, училась на каких-то курсах, дымила как паровоз, начала играть в женский футбол и на гребне каких-то просто невероятных мировых успехов питерских футболистов (я — увы! — так и не поняла, где и кого они победили, ведь в международных матчах вроде бы должна играть сборная России, а вовсе не городская команда?) вернулась в фанатский клуб. О разводе речь больше не заходила. Сеня в предбаннике робко попросил меня повлиять на жену, если можно: курить-то ведь для здоровья вредно. Вообще. И еще крепкие слова. Сам-то он ничего, привык, да и понимает, что она любя, да ведь дочка растет.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Суббота, 23.05.2015, 16:34 | Сообщение # 43 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Новый пролетариат За последние годы я видела несколько десятков молодых мам, вполне уловимо cхожих между собой. Жесткие, прагматичные, лишенные мировоззрения. Это новая социальная прослойка 
— А вот еще развивающие занятия. Музыкальные там, английский язык, игры какие-то. Одни говорят: это обязательно нужно, а другие — детского садика достаточно. Вы что скажете?
Молодая женщина по имени Ира одета и накрашена немного ярковато, на мой взгляд, ну да кто меня спросит. Спрашивает о другом. Причем приходит уже не в первый раз. Создается впечатление, что дочкины проблемы, с которыми она обращается, практически высасывает из пальца. Ксюше пять лет, она уже три с половиной года ходит в садик, болеет только простудами, играет с подружками в обычные девчачьи ролевые игры, знает буквы и умеет складывать их в слоги, считает на пальцах в пределах десятка, любит танцевать, наряжаться и рисует принцесс в кокошниках, в мини-юбках и на высоких каблуках. Обычный милый ребенок, вполне развитый и хорошо социально адаптированный.
Ира явно провоцирует меня на отвлеченные от Ксюшиных дел рассказы «про жизнь», слушает очень внимательно, но своего мнения никогда не высказывает. Может, она сирота? Нет, есть вполне живая и бодрая мама, младший брат, который в этом году поступил в техникум.
Явно наблюдает за мной, ей интересно. Я, в общем-то, тоже наблюдаю. И тоже не без интереса, потому что Ира у меня на приеме — представитель целой социальной прослойки. За последние годы я видела несколько десятков этих молодых мам, вполне уловимо схожих между собой. Когда я мысленно даю им общее определение, то у меня невольно вырывается нервный смешок (его поймут лишь те, кто значительную часть своей сознательной жизни провел при развитом социализме). Это пролетариат.
В последние годы у нас на окраине, вдоль шоссе, крупные западные фирмы построили филиалы своих предприятий. Завод «Кока-колы», табачная фабрика, что-то автомобильное — всего несколько десятков. У них очень приличные зарплаты и хороший гарантированный соцпакет — питание, детский сад и всякие приятные добавки: например, на табачной фабрике, где Ира работает сортировщицей табака, маме с ребенком раз в год за полцены предоставляют путевку в Сочи. При этом работа невероятно изматывающая, тупая, смены длинные, дневные и ночные, конвейер — в общем, смотрите фильмы Чарли Чаплина.
Все эти девочки за редким исключением — третье поколение алкоголиков из рабочих общежитий (то есть пили отец и дед, иногда — намного реже — кто-то по женской линии). Они без всякого удовольствия и успехов закончили 9 или 11 классов в самой простой школе, иногда ПТУ. Никогда не проявляли никаких способностей, ни от одного из учителей не слышали ободряющего слова в свой адрес. Рано стали интересоваться мальчиками, частью повыходили замуж, частью забеременели просто так. Их зачуханные матери нашли в себе силы поддержать дочерей в решении рожать. Иногда решение принято ими вопреки мнению родных и отца ребенка, самостоятельно и сознательно: надо же что-то делать! На иностранные заводы и фабрики девочки попали случайно, ибо те, открывшись, набирали рабочих широким гребнем. Там же, кстати, оказались и мальчики со сходным анамнезом, часто молодые мужья девочек и отцы их деток. Но! Мальчики там не удержались, как и герой незабвенного Чарли. Невозможно. Душит. На волю! Хотя бы в алкогольный туман. А там с этим строго. Уволили...
Молодым мамам деваться было некуда — и они остались. И оценили стабильную высокую зарплату, на которую можно кормить себя и ребенка, возможность жить и развлекаться в свое удовольствие, гарантии, наличие какого-то (очень условного) карьерного роста, сопровождающегося, опять же, реальным повышением зарплаты.
Ищущих смысл жизни в бутылке мальчиков они выгнали из своей жизни довольно быстро: зачем он мне, если я сама могу ребенка прокормить? Одни от него неприятности и претензии. Сама себе хозяйка — чего лучше? А если мне секс нужен, так какие проблемы.
Грустно-забавный повторяющийся от визита к визиту мотив — вот Марья Петровна в школе всегда говорила: ничего-то из тебя, Иванова, путного не выйдет. А я теперь в три раза больше нее получаю, с мужиками у меня (в отличие от Марьи Петровны) проблем нет, была в Турции и в Египте и ребенку любую игрушку могу купить. Вы мне скажите, как его правильно развивать, а я уж все сделаю.
«Наши дети будут жить при коммунизме!» — как это, в сущности, знакомо.
Я росла в самом что ни на есть пролетарском районе Ленинграда — Исполкомовская, Полтавская, решетка номерных Советских улиц, старый Конный рынок. Огромные коммунальные квартиры, плотно населенные семьями рабочих с больших заводов, любимые главами семейств рюмочные. Я хорошо помню старый ленинградский пролетариат — они были неисправимо сентиментальны, читали газету «Труд» и «Ленинградская правда», любили солоно поговорить про политику, про футбол, понимали юмор и сами любили пошутить, видели мир как систему, подвыпив, искали смысл жизни, беседуя со мной (я была высоколобой девочкой с поздним половым созреванием, подружкой их сыновей и дочерей) за кухонными столами, покрытыми резаной клеенкой. Я не уходила от этих разговоров, они что-то давали и мне — ведь у меня не было никакого отца, даже алкоголика-пролетария. Их женам и в дурном сне не могло привидеться «избавиться» от пьяненького кормильца — обругают, накормят, потом спать уложат.
Мои теперешние пролетарки — совсем другие. Жесткие, прагматичные, лишенные даже намека на сентиментальность. Мировоззрение не определяется, системность образования — ниже плинтуса. Как будто личность вычерчена в разных направлениях, почти хаотично, но по линейке.
Опять Ира. Рассказываю, как работала в зоопарке, в цирке шапито, об экспедициях на Дальнем Востоке. Слушает. Контакт — напряженнее некуда. Психологи называют это «раппортом».
— Ира, — не выдерживаю я, — этот табачный конвейер — действительно то, чего вы хотите от жизни? Есть же еще...
Подается вперед.
— Вы думаете, я не понимаю, о чем вы говорите? Все понимаю. Вы говорите про мечту. Да, ее нет. И не было никогда. И ни у кого вокруг меня не было — у подружек, у родни, во дворе. Вот вы первая, если не врете для красоты, конечно. Но если бы вот я, допустим, смерть как хотела доктором стать или там инженером, наверное, еще прежде пошла бы туда. Так ведь нет ничего. И ума нет — учителя-то не врали. Но... Вот вы иначе выбрали. Хорошо. Мне двадцать семь лет. Я сейчас Ксюшу ращу и маме помогаю — брата еще три года до армии тянуть. Скажите мне: Ирка, брось к черту свою табачную фабрику, иди в никуда, без ума, без денег, без поддержки, за мечтой — может, и прорвешься! Я, может, и пойду. Скажете, а?
В зеленых глазах злой, отчаянный свет. Все лицо — вызов. Кривятся накрашенные лиловой помадой губы.
Мы долго молчим — несколько минут. Новый пролетариат вообще хорошо держит паузу. Это его коронный номер, как у Джулии Ламберт из «Театра» Моэма. Жизнь как пауза.
— Не скажу, — отвечаю я. — Ты это хотела услышать? Нельзя погнать за мечтой. Каждый решает сам.
— Я хотела услышать другое, и вы это знаете, — отвечает Ира. — Но вы правы, конечно, каждый сам за себя. Все равно, спасибо вам, что время на нас с Ксюшкой тратили. И прощайте.
Больше я Иру никогда не видела.
А новый пролетариат по-прежнему приходит ко мне регулярно.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Суббота, 30.05.2015, 10:54 | Сообщение # 44 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Угол для психотерапевта Ребенку ставят смертельный диагноз, и муж уходит из семьи. В этой истории есть все, даже хеппи-энд 
— Вы знаете, я все-таки оказался к такому не готов.
— Да кто же в подобном случае может сказать, что он готов? — с искренним сочувствием воскликнула я.
Худенький мальчик на ковре строил и разрушал башню из больших кубиков. Снова строил и снова разрушал. Я уже знала, что у мальчика муковисцидоз. Наследственное неизлечимое заболевание, но случается только тогда, когда носителями соответствующего гена являются и мать, и отец. Большинство понятия не имеет, есть ли у них этот ген. Вот и родители мальчика не знали. Не повезло.
Мужчина уже в годах, имеет свой, довольно крупный, как я поняла, бизнес. Женился два года назад, на женщине много моложе, по большой и неожиданной уже любви.
— Вы знаете, я все-таки не мальчик, и думал уже, что такого не бывает, и, в общем-то, не собирался, тем более жизнь давно налажена, — доверчиво глядя мне в глаза, рассказывал он. — Но у нас все, все совпало, казалось, мы просто созданы друг для друга. Ребенка оба хотели ужасно. И вот такое.
Я от души сопереживала. Но не очень понимала: чего он хочет от меня? Моральной поддержки? Но почему тогда не пришел с женой (ей что, легче, что ли?) и зачем притащил в поликлинику сына, для которого любая пролетающая мимо инфекция смертельно опасна?
— Но вы знаете, ведь с каждым годом находят все новые и новые средства, — сказала я. — И кажется, есть существенный прогресс.
— Да, — с горечью сказал он. — Я говорил с врачом, смотрел в Интернете. Раньше они умирали в десять, теперь живут до двадцати пяти. Жизнью глубокого инвалида, изматывая всех окружающих ожиданием их неизбежной смерти.
— Ну так мы все неизбежно умрем, — я пожала плечами. — Главное все-таки — как относиться к отпущенному времени.
— Я не могу! — мужчина закрыл лицо руками и дальше говорил, не глядя на меня. — Я готов отдать все что угодно. Но каждый день смотреть, знать, ждать.
— Да зачем ждать-то? — возразила я. Я все еще не понимала. — Вы же не ждете каждый день собственной смерти, а до нее как раз лет двадцать пять и осталось. Наоборот, радуйтесь, пока он с вами. Поддерживайте жену.
Мужчина закрутил шеей, как будто воротник щегольского блейзера внезапно превратился в удавку.
— Она теперь ничего не видит, кроме сына, ни о чем не говорит, кроме его болезни.
— Но это же естественно, вы должны помочь ей преодолеть шок, вернуться к нормальной жизни.
— Я не могу!
— Чего вы хотите? — я наконец задала прямой вопрос.
— Я не могу там оставаться! — он выпалил это, глядя на меня глазами до смерти напуганного животного. — Я не могу спать, есть, работать, поддерживать, как вы говорите, жену. Мне хочется бежать из дома куда угодно.
— Подождите, подождите! Нельзя же так решать! Давайте все обсудим. Сейчас или в следующую встречу. Теперь вы потрясены, расстроены, но...
— Я больше не могу об этом ни думать, ни говорить! Мой кардиолог сказал мне, что...
Мне хотелось запустить в него железным грузовиком. Я не имею права. Я поняла, зачем он привел с собой сына. Он им защищается от меня, ведь при мальчике я ничего не решусь. Ему зачем-то нужна индульгенция от специалиста. Я всегда работаю из интересов ребенка. Как ему будет лучше? У этого, с позволения сказать, отца, кажется, много денег. Он наверняка готов откупаться.
— Пришлите ко мне вашу жену.
— Да-да, конечно, ей наверняка будет полезно походить к вам. Вы знаете, я читал вашу книгу, мне очень...
Я опускаюсь на ковер и вместе с мальчиком строю башню из кубиков. Не глядя на его отца. Мальчик улыбается мне и пытается помочь.
***
Женщина бледна, но все равно очень, очень красива. Я уже знаю: чтобы жениться на ней, он бросил прежнюю жену, с которой прожил 20 лет. Там остались две девочки, почти взрослые. Жена не работала пятнадцать лет. После развода пыталась покончить с собой. К счастью, откачали.
— Да, я знаю, что Степан хочет от нас уйти, — говорит женщина. — Он стал раздражителен, срывается, потом ему стыдно передо мной, перед тещей. Мне моя мама сейчас помогает. И с сыном почти не играет, возьмет его и... Он сказал, что даст денег на все обследования, лечение, если надо, за границей. Будет нас навещать, когда сам в России, два раза в неделю, один раз утром гулять с ним и вечером, чтобы мы вместе...
— Что ж, я так вижу, вы уже все обсудили. Он собирается вернуться к прежней семье? («Хоть девочки порадуются», — думаю я.)
— Да, — женщина кивает, справляясь со слезами. — Нет. Он говорит, что там все кончено. Будет жить отдельно.
— Двадцать пять лет — это очень много, — говорю я. — За это время черт знает сколько всего может случиться. Ведь диабетики живут теперь, и все в порядке.
— Да, конечно, я буду надеяться, — снова кивает она. — Что ж... так получилось. И... вы ведь его видели. Он же все равно очень милый, правда?
— Конечно. Очаровательный ребенок. Улыбчивый, контактный, всем интересуется.
Женщина странно смотрит на меня. Потом благодарит, прощается.
***
Скажу честно: я постаралась побыстрее забыть эту историю. И у меня почти получилось. Прошло почти два года.
Она стала еще красивее. И светилась изнутри.
— Вы знаете, диагноз оказался ошибочным! Это обменное нарушение, тоже генетическое, но диета, лечение — и никаких последствий!
— Отлично! Замечательно! — от души порадовалась я. — Надо что-то нагонять в развитии? Давайте обсудим.
— Нет! То есть, конечно, да... Мы потом придем с ним, чтобы вы посмотрели, но... Я пришла не за этим.
— За чем же?
— Так получилось, что вы единственная знаете все без прикрас. Всю историю нашего со Степаном расставания. Я тогда даже друзьям, даже маме не сказала правды — всем рассказала, что мы поссорились, он меня оскорбил и я его выгнала. Он это подтвердил. А теперь он хочет вернуться. Точнее, забрать нас с сыном к себе. Я думаю...
«Вы с ума сошли?!» — хотелось воскликнуть мне. Но я, конечно, промолчала.
— Сын знает его и хочет всегда быть с папой. Степан сказал: я не могу быть один, я не привык так жить. Я пойму, если ты откажешься, не простишь, но тогда мне придется искать какую-то другую женщину. Я не хочу этого, я люблю тебя, вас, мы так подходим друг другу. Как мне поступить? Ведь сыну нужен отец, он многое может ему дать, многому научить. Вы все знаете про нас, дайте мне совет!
Я видела, знала наверняка, что она для себя уже все решила и, что бы я ей ни сказала, поступит по-своему. Она любит и всегда любила этого Степана и все ему простила. Она только хочет немного облегчить себе ношу принятия этого сомнительного решения — вернуться к человеку, который предал ее и своего ребенка в трудную минуту. И, если что-нибудь случится, предаст еще раз, заручившись рекомендациями от своего кардиолога, психоаналитика и т. д.
Я попыталась спрятаться за широкую спину Карла Роджерса, одного из основателей гуманистической психологии:
— То есть вы стараетесь сейчас принять взвешенное решение?
— Не надо, не надо, я понимаю, — она взмахнула тонкой рукой, и я вспомнила, что у нее у самой психологическое образование. — Я прошу вас, просто скажите: как вы думаете, возвращаться мне или нет? Мне очень нужно.
Вы видели когда-нибудь загнанного в угол психотерапевта? Так вот, именно так я себя и чувствовала в ту минуту. Психологи не дают прямых советов — так меня учили. Она все равно поступит так, как решила. Я единственная, у кого она может спросить. Я либо поддержу ее решение (против своего мнения и желания), либо добавлю еще один камень к ее ноше (но останусь честной перед собой). Я всегда работаю из интересов детей — так я решила когда-то. Как будет лучше мальчику?
— Возвращайтесь! — сказала я. — Но не обольщайтесь ни на минуту. И ни в коем случае не бросайте работу. Станьте максимально самостоятельной. Делайте карьеру.
— Да-да! — она просияла от радости и облегчения и стала просто ослепительной. — Я понимаю, о чем вы, конечно, я так и сделаю! Именно так! Спасибо! И приду про развитие сына спросить. Потом... Как-нибудь... Обязательно!
Она ушла, чуть ли не пританцовывая.
До следующего приема еще оставалось много времени. Я тихо сидела на полу в углу и строила башню. Башня то и дело падала, кубики катились по ковру.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
| Сторожея | Дата: Воскресенье, 14.06.2015, 19:42 | Сообщение # 45 |
|
Мастер Учитель Рейки. Мастер ресурсов.
Группа: Администраторы
Сообщений: 25420
Статус: Offline
| Писающие младенцы, или О пользе академических изданий Если в магазинах нет марли и пеленок, стоит обратиться к опыту африканских женщин 
Зима. Холодно. Хочется поговорить о чем-нибудь теплом, веселом и одновременно полезном. Например, об Африке. Казалось бы, что там может быть для нашего «детского» блога, кроме сакраментального: «Не ходите, дети, в Африку гулять!» Однако.
Когда у меня родилась старшая дочь, о памперсах в Союзе никто и слыхом не слыхал. Использовали многоразовые подгузники из простыней и марли. Их нужно было шить, стирать, кипятить, гладить и все такое. Очень утомительно, но куда денешься — младенцы, они писаются и какаются, это всем известно. В авторитетных изданиях сообщалось, что раньше года детей к горшку приучать бесполезно — у них еще не сформировался механизм произвольного контроля соответствующих функций. Я, естественно, и не пыталась.
Когда дочь подросла и уже вполне успешно взаимодействовала с горшком, я вышла на работу на свою кафедру эмбриологии и на обратном пути домой часто заходила в магазин «Академкниги», который располагался на Университетской набережной, недалеко от здания Двенадцати коллегий. И вот там-то и стали появляться неказистые книжки из серии «Этнография детства». Я их покупала. Очень симпатичные сборники вполне научных статей о разных обычаях в разных странах, связанных с рождением, взрослением и воспитанием ребенка. Масса интересных и неожиданных для меня фактов.
И среди них безупречно логичное, не лишенное даже специфической академической иронии сообщение из какой-то африканской страны. Матери-африканки в этой стране носят своих детей на себе до двух лет. Когда первый раз спускают их на землю, даже устраивают в селении специальный праздник. До этого ребенок либо привязан у матери за спиной, либо сидит на руках у родственников, либо играет на полу в хижине, приподнятой над землей на специальном помосте. Причина такого материнского поведения с биологической точки зрения вполне понятна — на земле в тех краях для несмышленого младенца слишком много опасностей: инфекции, змеи, скорпионы, ядовитые насекомые. Таким образом, младенец всегда с матерью, всегда спокоен, видит и слышит то же, что и она. И в результате (психологи установили это еще в конце XIX века) до двух лет маленькие африканцы развиваются значительно быстрее, чем европейские дети. Именно из этих психолого-этнографических исследований изначально растут ноги у «передовых» педагогических идей об обязательном таскании новорожденных детей в «кенгурушниках» и тому подобных вещах. Но надо учесть традиции: в два года африканка торжественно спускает своего ребенка на землю и фактически больше его развитием специально не занимается. А европейского ребенка как раз в этом возрасте и начинают конкретно развивать. И впоследствии часто уже не могут остановиться.
Но как же у африканских младенцев насчет пописать и покакать? Если функция и вправду неконтролируемая, то мамам-африканкам не позавидуешь — жара, мухи, воды мало, никаких тряпок не напасешься. И вот этнографы из академического сборника мне невозмутимо сообщают: младенец у этого народа всегда чистый и сухой, потому что как максимум к месячному возрасту мама обучает его писать и какать по ее команде. Есть у них такая специальная методика. Оп-па!
Я очень удивилась, не поняла, кто же прав, но само противоречие запомнила. Потом ко всему этому добавился еще и изданный в перестроечные годы папа Фрейд, с его невротично-сложными взаимоотношениями между горшком, родителями и ребенком. У меня в голове все совсем запуталось!
А потом у меня родился младший сын. Это было в 1991 году. Роддома стояли пустые, такие же, как прилавки магазинов. Пеленки, распашонки и т. д. новорожденному собирали по одной: приезжали подруги и привозили — у кого что осталось от своих детей. А тряпочки-подгузники? Ни простыней, ни марли нет и в помине.
И тут я вспомнила об академических книжках про этнографию детства. Почему бы и нет? Не без труда отыскала их на полках, нашла статью, прочитала внимательно. Методика была описана скупо, буквально в двух словах. Но что ж с того? Как биологу мне в общем было все понятно: фиксированная поза, формирование условного рефлекса по Павлову. Скажу сразу: к месяцу у меня не получилось, только к трем. Но я все равно гордилась собой: ведь у африканок-то — непрерывная традиция, а я работала всего лишь с литературными источниками. И после трех месяцев мой сын не намочил ни одной пеленки или ползунков! Даже педиатры не верили, но этнометодика оказалась вполне рабочей. Очень удобно. Правда, я так и не поняла, где здесь место для З. Фрейда, но ведь он не про африканцев и писал.
Еще про памперсы. Раньше всех (задолго, задолго до европеоидов!) их придумали чукчи, эскимосы и прочие народы Севера (вот ведь, все равно зима вылезла, как ни старалась про жаркую Африку!). При морозе сорок градусов младенчика не очень-то разденешь. Поэтому в меховом комбинезоне у их ребятишек в соответствующем месте есть специальный карман, куда пихают гигроскопичный мох или лишайник. Такой «памперс» северные люди иногда меняли раз в три дня, и носили их детки лет до пяти.
А современные памперсы при их регулярном употреблении задерживают речевое развитие детей — месяцев так на четыре-шесть, если в среднем. Все детские психологи это знают, но прочитать об этом нигде нельзя. Догадываетесь, почему? Причина задержки развития понятна (привет Фрейду!): формирование любого контролирующего механизма развитие стимулирует. А контроль естественных отправлений как раз один из самых древних тренажеров, вмонтированных в становление нашей личности. Если посмотреть на старые (допамперсные) логопедические таблицы по развитию речи (у нас в поликлинике они сохранились), то видно, что их нормативы уже ничему в реальности не соответствуют. Дети в среднем стали начинать говорить позже. Да я и сама это заметила — на своих клиентах. Но, может быть, в этом и нет ничего плохого? Наговорятся еще.
Существует аксиома, из которой нет исключений (ведь на то она и аксиома):
"Все, что есть в моей реальности - результат моих подсознательных желаний"
|
| |
| |
|
